Дэвид Хаир - Кровь мага [litres]

К ее огромному облегчению, Мейрос лишь вновь рассмеялся.

– Нет, и ангелов тоже не видел. Я никогда не видел ни демонов, ни ангелов, жена, и не ожидаю увидеть, – от души хохотал он. – Гнозис не имеет никакого отношения к кому бы то ни было из богов, понимаешь?

Мейрос со значением указал на нее пальцем, а затем замолчал, уставившись на него так, словно его самого забавляла собственная оживленность. Рамита ощутила к нему странную теплоту. Маг напоминал ей гуру Дэва.

– Нет, Скитала не имеет никакого отношения к религии, – вновь заговорил он. – План Йохана Корина заключался в том, чтобы открыть наши разумы Богу с помощью напитка – эта идея пришла ему в голову после того, как он принял сидийские опиаты, что само по себе говорит о том, в каком состоянии он был. Барамитий принялся за работу, стремясь воплотить видение Йохана в реальность. Он даже проверял свои экспериментальные отвары на других последователях. Некоторые из них умерли, но Йохан скрыл это, чтобы защитить его. Лишь годы спустя я узнал о его экспериментах, и это привело меня в ужас. Как бы там ни было, Барамитий наконец нашел то, что искал, и получил позволение дать выпить зелья всей пастве.

В назначенную ночь Корин сказал нам, что мы должны испить вина богов и вознестись им навстречу. Лагерь окружил легион, прибывший по наущению каких-то паникеров из близлежащего городка, однако Кориней был непреклонен, заявив, что церемония должна состояться. Это происходило в северном Рондельмаре. Стояла поздняя осень, так что в тот день все вокруг благоухало. В глуши начинали выть волки, но мы, обвешавшись цветочными гирляндами, слонялись пьяные по округе. Кориней заплетавшимся языком произносил речь о жертвенности, любви и спасении, пока нам раздавали амброзию. Каждый получил всего каплю, и по знаку Коринея мы поднесли чаши к губам и выпили ее. Со всех сторон к лагерю приближались легионеры.

Жидкость шла от желудка к сердцу медленно, вызывая огромную слабость. Мы все рухнули, оставаясь в сознании, но не имея возможности ничего предпринять. Для меня все замерло и увеличилось в размерах; я мог разглядеть даже то, что у лучей лунного света разные цвета. Мы проваливались все глубже. Свет становился более слабым и каким-то рассеянным. Он словно обволакивал наши тела. Я услышал, как кто-то чрезвычайно медленным, низким голосом звал свою мать. «Мать?» – подумал я и внезапно увидел свою собственную мать так ясно, словно был рядом с ней. Сидя за своим столом в сотнях миль к югу, она глядела в пустоту, выкрикивая мое имя. Повсюду вокруг меня голоса шепотом звали своих родителей, братьев, сестер, детей – всех тех, кого они покинули, присоединившись к пастве Йохана. Возможно, все они видели их так же, как я видел ее.

Но затем все изменилось. На смену слабости пришла боль. Вся тысяча, как один, закричала в агонии. Боль усиливалась. Она была такой, словно когти разрывали нас изнутри, и продолжалась, пока мы больше не смогли ее выносить. Некоторые потеряли сознание, кто-то испустил дух. Я лежал, вцепившись в руку девчонки, находившейся рядом со мной, упираясь другой рукой в землю. Однако именно рука этой девчонки была тем, что позволяло мне оставаться в сознании, позволяло сохранить рассудок. Ощущение было таким, словно земля разверзлась под нами и мы падали в темноту. Но одни мы оставались в этой темноте недолго. Теперь нас окружали лица мертвых, людей, которые были мне знакомы: те, кто умер в пути, отправившись с Йоханом, те, кого я знал в детстве. Поначалу они ничего не говорили – лишь выли, идя на нас и выставив вперед свои призрачные руки так, словно желали нас схватить. Я воззвал к Солю, прося его о защите, и каким-то образом на моей груди появилась кираса, а в руке у меня возник меч. Закрывая девчонку собой, я рубил призраков, отгоняя их прочь. Вокруг я видел, как другие делают то же самое или что-то похожее. Некоторые жгли призраков огнем, другие отбрасывали их бледным светом или порывами ветра. Но многие из нас погибли, беспомощные, не в силах найти способ защититься, как его нашел я и подобные мне. Я дрался как бешеный, в отчаянии рубя направо и налево… А затем призраки вместе с тьмой исчезли и мы оказались выброшены из этого ужасного моря на холодные берега дневного света. Нагие, мы лежали среди моря трупов.

Мейрос содрогнулся от этого воспоминания.

– Я очнулся, прижимая к себе ту девчонку, ставшую впоследствии моей первой женой. Рядом лежал молодой мужчина, мой хороший друг. Его тело было скрючено, глаза широко распахнуты, а лицо замерло в немом крике. За ним лежали еще два мертвеца. Затем я заметил живого человека. Выжившие начали с трудом подниматься. Уцелело не больше половины из нас. Остальные были мертвы либо обезумели. Все взгляды устремились к центру лощины, где был наш вождь. Йохан с Селеной лежали неподвижно, и даже оттуда, где находился я, было видно, что он весь залит кровью. Кто-то запричитал, и Селена села. Она подняла свои окровавленные руки и обернулась к лежавшему рядом с ней телу. Мне никогда не забыть звук ее крика. Прямо посреди преображения она, одолеваемая каким-то видением, пронзила сердце своего любовника кинжалом.

Рамита почувствовала, как к ее горлу начинает подкатывать тошнота. Она предпочла бы, чтобы Мейрос прекратил свой рассказ, но он так погрузился в прошлое, что едва ли видел ее.

– Помню, как кто-то попытался схватить ее, – продолжал маг свой рассказ, – но она ударила его рукой, и ее превратившиеся в ножи пальцы рассекли ему горло. Она скрылась прежде, чем кто-либо успел ее остановить. Наш Мастер был мертв, а его любовница сбежала. Мы думали, что утратили рассудок. Я видел, как один человек молитвенно воздел руки к небесам и из его пальцев ударил огонь. У другого из глаз лились слезы, превращаясь в кольца, плававшие вокруг его головы, образовывая нимб из соленой воды. Какая-то женщина взмыла вверх. При виде того, как ее ноги оторвались от земли, у нее началась паника. Меня же волновала лишь безопасность девчонки, которую я спас. То, что мы пережили вместе, связало нас на всю жизнь. Меня окружал свет, а у моих ног начинал строиться каменный барьер. Повсюду каждый из выживших бесконтрольно творил чудеса, и в начавшейся неразберихе некоторые убивали товарищей случайными мыслями; другие, утратив контроль, уничтожали сами себя, воспламеняясь или превращаясь в камень. Это был хаос – Хель и Урт.

И в самый разгар этого легионеры, пять тысяч бойцов, ринулись на нас прямо из тумана. После приема зелья Барамития выжило около шестисот из нас. Примерно сотня полностью обезумела, а еще сто не проявили никаких магических способностей. Оставшиеся же четыре сотни, открывшие в себе магические силы, почти не могли их контролировать; нам было известно лишь, что, похоже, если мы о чем-то думали, это происходило. Но когда легионеры нас атаковали, мы сумели обнаружить в себе концентрацию и волю к сопротивлению.