Дэвид Хаир - Кровь мага [litres]

– Шлессенские застольные песни – добро пожаловать в Гебусалим, выгребную яму Урта! – рассмеялся он, с трудом продвигаясь сквозь толпу сыпавших непристойностями вояк и местных женщин, одна из которых обнажила свою грудь цвета карамели. Она дико хохотала и все время норовила упасть, а двое мужчин, стоявших на ногах не намного тверже, чем она сама, пытались удержать ее в вертикальном положении.

Картина шокировала Рамиту.

– Это место – гнездо порока, – сказала она с отвращением. – Ты видела ту женщину? Это священный город! – крикнула девушка в окно.

Двое спутников женщины обернулись, а она сама захохотала еще громче. К ужасу Рамиты, один из солдат зашагал прямо к ней, но Йос Кляйн гаркнул:

– Дорогу лорду Мейросу!

Люди немедленно расступились.

Больше толпа им не мешала. Они въехали в переулок, и перед ними возникла высокая белая башня. Освещенная лучами растущей луны, она сверкала на фоне темного неба подобно огромному клыку. Загремели цепи, и тяжелые ворота распахнулись. В окнах выстроившихся вдоль переулка домов появились лица любопытных, которые, впрочем, исчезли, стоило каравану въехать во двор. Их повозка остановилась у ступеней, спускавшихся почти к самым внушительным воротам из дерева и железа. Их окружила толпа слуг и конюхов, метавшихся среди раздраженных лошадей.

Кто-то открыл дверь повозки девушек и помог им выбраться наружу. Мейрос уже успел выйти и говорил с маленьким лысым человечком. Услышав, как девушки нетвердо ступили на землю, они оба обернулись.

– А, – пропел лысый льстиво, – должно быть, это новая госпожа Мейрос!

Он говорил по-кешийски, но с заметным акцентом. Какое-то мгновение Рамита недоуменно смотрела на него, пока наконец не вспомнила, кем была предыдущая госпожа Мейрос. Она протянула лысому руку. Тот поцеловал воздух над ней, не коснувшись руки девушки ни губами, ни пальцами.

– Индранская красавица, милорд, – сказал он Мейросу так, словно оценивал кобылу.

– Это мой камергер Олаф, жена, – произнес маг. – Он покажет тебе твои комнаты.

Олаф жеманно улыбнулся Рамите, а затем взглянул на Гурию и облизал губы.

– Вы приобрели двух, милорд? Индранки выходят замуж парами?

Камергер ухмыльнулся.

– Ее служанка, – коротко ответил Мейрос.

Он обернулся к возникшей из тени высокой фигуре в темно-синей мантии.

– Дочь.

Та сделала реверанс.

– Отец, – послышался глубокий голос. В нем звучала прохлада. – Вижу, ты вернулся из своей торговой экспедиции. Удалось заключить какие-нибудь сделки?

– Не груби, Юстина, – вздохнул Мейрос. Рамите, не видевшей его три дня, он показался ужасно усталым, как будто возвращение в Гебусалим начисто лишило его той живости, которую он демонстрировал в пустынях. – У меня новая жена. Ее зовут…

– Да мне все равно, как ее зовут! – рявкнула Юстина. – Ты что, таки впал в маразм, дурень ты старый?! Я чуть с ума не сошла, гадая, что ты делаешь! Исчез, не сказав ни слова, не сообщив, как с тобой можно связаться, а теперь выясняется, что ты сватался ?! Во имя Кора, отец! Индранка! Что ты вообще творишь?! У тебя помутился рассудок?! Весь орден не может поверить своим глазам и ушам!

Под капюшоном мантии мелькнуло лицо Юстины. Оно было цвета слоновой кости, а плотно сжатые губы его владелицы презрительно искривились.

– Спокойствие, дочь. Я не…

– Ха! Выживший из ума старик – вот ты кто!

Вихрем развернувшись, она исчезла из виду.

Тяжело вздохнув, Мейрос обернулся к девушкам.

– Прошу прощения за поведение моей дочери, – сказал он Рамите. – Она иногда бывает такой нервной и несдержанной, как только что.

Рамита не поднимала глаз.

– Пойдем. – Мейрос подвел их к закрепленной на стене резной деревянной панели, на которой виднелось нечто, похожее на дверные ручки, покрытые еще более причудливой резьбой. – Знаю, что вы устали, но слушайте внимательно: у этого дворца есть несколько уровней защиты от гнозиса. Я все объясню подробнее, когда вы отдохнете. А пока вам достаточно знать, что я даю Рамите третий уровень доступа, позволяющий входить во все помещения, кроме моей башни. У тебя, Гурия, будет четвертый уровень: то же, что у Рамиты, кроме доступа в мои личные покои. Жена, возьмись за третью ручку слева так, словно хочешь повернуть ее. Ухвати ее крепко и держись. Будет немного больно, но Олаф даст тебе мазь.

Маг поднял левую руку, и Рамита впервые за все время заметила на ней едва различимый узор из шрамов. Девушка содрогнулась, но все же нехотя ухватилась за ручку тоже левой рукой.

Мейрос коснулся вставленного в панель над ручками драгоценного камня и закрыл глаза. Он что-то прошептал, и внезапно по руке Рамиты прокатилась обжигающая волна. Взвизгнув, девушка отдернула руку, но Олаф перехватил ее прежде, чем Рамита успела сжать кулак, и нанес на ее пылавшую ладонь маслянистый крем с ароматом алоэ. Сквозь выступившие слезы девушка разглядела появившийся на ее коже багровый орнамент.

Гурия выглядела определенно недовольной, но все перенесла стоически. Пробормотав что-то о Юстине, Мейрос оставил девушек на попечение камергера.

Глядя, как старый маг спешит на поиски своей дочери, Олаф сдавленно смеялся. Затем, придя в себя, он произнес:

– Идемте, дамы. Позвольте мне проводить вас в ваши комнаты.

Рамите предоставили просторные апартаменты на верхнем этаже здания. В них все было отделано белым мрамором. Олаф сказал, что камень остается прохладным даже под самыми жаркими солнечными лучами. Слуги принесли их багаж, а смуглая беременная женщина наполнила медную ванну водой, струившейся в клубах пара из вмонтированной в стену трубки.

– Водопровод с горячей водой, – буднично пояснил Олаф, давая понять, что подобное чудо давным-давно стало здесь обыденным.

У каждого из окон, откуда открывался вид на двор с прудом и фонтаном, стояли маленькие диванчики. Даже уборная была диковинной: сиденье с мягким кольцом вместо привычной дыры в полу. Рамита гадала, следовало ли садиться на кольцо или же забираться на него с ногами, – и то, и другое казалось возможным, правда, девушка стеснялась спросить. Спальня оказалась настолько огромной, что одна лишь кровать с балдахином заняла бы всю ее комнату в Баранази.

От внезапного воспоминания о доме на глаза Рамиты навернулись слезы, и она обняла Гурию. Олафа ее грусть явно озадачила.

– Она устала, – шепнула Гурия. – Можете идти. Я о ней позабочусь.

Какое-то мгновение Олаф выглядел встревоженным, а затем понимающе кивнул. Гурия отвела Рамиту к ванне и помогла ей туда забраться. Лицо девушки-кешийки сияло от удовольствия, а вот Рамиту охватила неизъяснимая апатия.

– Я скучаю по матери. – Эти слова прозвучали наиболее близким к реальности описанием того, что она чувствовала. – И по Казиму.