Екатерина Звонцова - Серебряная клятва [litres]

Он уже был мёртв – пёс гнева. А лисица тоскливой жалости выла над его трупом.

– Я понимаю. Всё понимаю. Ведь долг у нас один.

Ответ, казалось, унёс ветер – так тихо он прозвучал, но головы Хельмо не опустил. Янгред в очередной раз лихорадочно подумал: они одного роста, почти одного возраста, так похожи и так сдружились… но разделяет их что-то, что не преодолеть. Никак. И вместо того чтобы промолчать, подождать, он неожиданно для себя заговорил снова, оправдываясь:

– Я пытался. Я уже остановил их после совета. Они готовы были бросить тебя раньше. Готовы были прямо из леса свернуть домой. Я не смогу удерживать их вечно. Я…

Хельмо бесшумно отступил.

– Не можешь. И не нужно. – Он бросил взгляд за окно и снова – на Янгреда. Глаза по-прежнему ничего не выражали. – Уходите. Если веры нет, воевать вместе бессмысленно. В Басилии тоже нашлись добровольцы. И пришли уцелевшие из Ринары. Мужчин мало, больше женщины и юнцы, но тоже неплохо. Мы идём дальше одни.

Янгред молчал: просто не верил. Он ждал уговоров, обещаний, угроз, в конце концов – увещеваний, что их связывают обязательства, не говоря о другом, напоминавшем о себе шрамами на руках, теплом походных костров, мягким кошачьим мехом. Нет. Ничего.

– Когда всё закончится, мы пересмотрим договор. Возможно, хоть часть земель вы получите. И «золотой» обоз вы можете забирать. Полной доли каждому не выйдет, но кое-что наберётся.

Хельмо говорил о том, о чём вроде бы и должен был, – о деньгах. И теперь это приводило в бессильное бешенство. Янгред оборвал его:

– Вот так просто? Ты поведёшь свою горстку на смерть, вот так?

Из Хельмо будто за минуту выпили все силы. Потирая лоб, он ответил:

– Я не вижу выбора. Бог поможет.

– Тебе обещал помочь я .

Хельмо отвёл глаза. Ему словно стало ещё стыднее, вот только… за себя ли? Он усмехнулся, и Янгред понял этот смешок. Повисла тишина. В ней Янгред повторил про себя собственную фразу. Боги… и он назвал лицемерами своих людей? Он, который сначала дал обещание, потом обвинил, а теперь даже не знает, чего хочет добиться?

– Янгред. – Хельмо опять посмотрел на него – с пониманием, от которого замутило. – О таком думать точно не стоит. Честь и дружба ни к чему не обязывают. Мы на войне. С армией этим не расплатишься. Ты и так сделал многое, а мне не стоило начинать с обмана.

И Хельмо улыбнулся, тепло и, казалось, совершенно спокойно. Янгред не нашёлся с ответом – ему просто хотелось провалиться сквозь землю. Они молчали, казалось, минуту, но на самом деле занавески на окне за это время взлетели и качнулись всего пять или шесть раз.

– У меня только одна просьба… – медленно начал Хельмо.

Янгред кивнул, не зная, надеяться ли на что-то. Может, найдётся выход из тупика?

– Амуниция, оружие… То, что мы взяли у вас. Позволишь оставить?

Не на что. Всё. Хельмо продолжил:

– Эти доспехи и оружие не раз уже побывали в битвах, они не в лучшем состоянии и…

Стало совсем тошно. Янгреду опять показалось, он ослышался.

– О боги, Хельмо… – Он совладал с собой и ничего не сказал о том, как эта просьба ничтожна, как мало спасёт её выполнение. – Да. Можно, конечно.

– Спасибо. И давай не будем держать обид, если это возможно. Хотя бы между нами, про дипломатическую сторону я не говорю. – Голос дрогнул. – Прости. За всё.

И Хельмо неуверенно протянул руку. Янгред молча пожал её. Заныли шрамы.

– Это… – размыкая пожатие, выдавил наконец он, – не всё, чем я могу помочь. Давай поступим чуть мудрее, чтобы дядя не снёс тебе голову. Он не одобрит твой выбор.

Если, конечно, уцелеет хотя бы чья-то голова, Хинсдро или Хельмо.

– О чём ты?

Янгред поспешил объяснить. Ещё когда ему сказали о количестве золота, у него появился план, но прежде он его отверг: мысль была слабовата, учитывая, перед каким рубежом расходились дороги. Но… так был шанс хоть чуть-чуть помешать краху кампании, который виделся сейчас, а ещё избежать внутреннего раскола: Янгред понимал, что не все, далеко не все офицеры думают так, как мятежная четвёрка. Есть те, кто принял войну как свою. Есть те, для кого решение Янгреда уничтожит всё уважение к нему. Есть те, для кого слово «честь» звучит громче слова «награда». Так пусть сохранят первое и получат второе.

Но кое-чего, к сожалению, план не отменял.

«Нельзя отпускать их гулять по этим землям одних. Нельзя».

Король Сивиллус Луноликий придирчиво разглядывал в зеркале своё отражение – белые волосы, светлые глаза, крупные поры на тонком носу. То ли ему казалось, то ли за последние недели он раздобрел, начал оплывать. С этим пора было заканчивать. Конечно, всему виной то, что в королевстве царит выжидательная тишина, занять себя нечем, а сонная праздность – друг и предвестник круглого живота.

Когда Влади и Лусиль жили в замке, всё виделось иным. Дети любили охоты, военные смотры, балы. Они не скучали; Влади всегда чем-нибудь занимался, завершив ту часть государственных дел, что возлагалась на его плечи. На него, неизменно всё успевающего и со всем справляющегося, всех успокаивающего и всем раздающего советы, любо-дорого было смотреть, да и самому сидеть сиднем не хотелось. Сейчас же Сивиллус откровенно тосковал.

Вести с полей были разными, последние определённо обнадеживали. Дети, пусть потеряв часть захваченных окраин, осадили Ас-Ковант – встали там плотным кольцом. Конечно, царь Хинсдро готовился заранее и пока держался, но сдача города была вопросом времени. В столицу больше не привозили продуктов, воды, дров. И если переждать сравнительно лёгкое время Зелёной Сестрицы и Краснощёкой Красавицы…

Сивиллус поморщился. Живые названия времён года – простецкие, вульгарно-крестьянские, – всё ещё ходили в Осфолате, оставшись едва ли не последним наследием общей культуры. Красивые прозвища из языков соседей – Снежие, Листвие, Цветие, Ветрие – приживались плохо. Людям чем-то милы были прежние. Но это ненадолго.

Сивиллус уже более дружелюбно улыбнулся отражению, поправил волосы и вернулся за стол. Нужно было написать ещё пару писем – всё туда же, в Цветочные земли; связи следовало поддерживать. И, конечно, не мешало отослать весточку детям. Они её наверняка ждут. Особенно девчонка. Да, конечно, Лусиль ждёт даже больше, чем родной сын.

То, что Лусиль так беззаветно привязана к нему, наполняло Сивиллуса сразу двумя тёплыми чувствами. Первое – вполне естественное удовольствие; второе – крепкая уверенность: всё, что он захочет, Лусиль достанет. Сейчас, как и испокон веков, Луноликие хотят Острару. И здорово, что кто-то пустился даже на такую авантюру! Всё-таки не зря он завёл целых двоих детей. Один Влади бы не почесался. У него отличные задатки, но ему нужна эдакая «искорка» – чтобы всё работало, а не погрязало в высоколобом добродушии.