Анастасия Андрианова - Чернокнижник [litres]

– Завыли кракелы… – протянула Лисса. – Но почему все так испугались? От кого они побежали?

Женщина открыла створку одного из шкафчиков, заглянула внутрь и покачала головой, видимо, не обнаружив желаемого. Она повернулась к Лиссе, и от выцветающего взгляда мшистых глаз той стало не по себе.

– Кракелы плачут только к большой беде. Такой, как мор или война. И люди помнят об этом, хоть и не слышали такого перезвона уже много лет. Память крови – она сильна, девочка. Ох, как сильна. Короля нашего убили – вот и всё, что я знаю.

Старуха устало опустилась на табурет с ножками, вырезанными в форме лап какого-то крупного зверя. Она вздохнула, словно бесплодные поиски её сильно утомили, и сложила крупные смуглые руки на коленях. Лисса заметила, что пальцы у неё слегка подрагивали.

– Ну, тогда я пойду? – спросила Лисса.

– Куда? – поинтересовалась женщина.

– Домой…

– Нельзя, – отрезала старуха.

Лисса округлила глаза.

– Но почему? Там… Там же не началась война?

– Пока нет. Но может вот-вот начаться. Тебе нельзя выходить.

Лисса опустила ноги на пол и, держась за кровать, встала. Перед глазами всё поплыло, но она быстро справилась с головокружением и мельком взглянула в окно. На улице вроде бы всё было по-прежнему: люди ходили по мостовым, кареты катились вдоль дороги, лавочники и газетчики предлагали прохожим свои товары. Но всё равно что-то было не так. Люди ходили, озираясь, старались держаться группками, кареты почти не останавливались, лошади постоянно нервно всхрапывали, а лоточники держались поближе к домам и не поворачивались спиной к тёмным углам.

– Почему мне нельзя выйти? – повторила Лисса. Она только сейчас поняла, что вместо привычного льняного платья на ней надета только лёгкая ночная рубашка.

– Говорю же, – цокнула языком старуха. – От тебя пахнет птицами. Ты не ведьма и не альюд, но ворожба в твоей крови, в земле, на которой ты родилась и выросла. Ты впитала её, как корни дерева впитывают воду, и стала той, кто ты есть. Память крови – она сильна. Не ходи за дверь, девочка. Никогда не ходи.

Тут Лиссе стало по-настоящему страшно. «Вот так чувствует себя ласка, попавшая в силки», – подумала она. Что эта сумасшедшая старуха от неё хочет? Зачем держит здесь? Она затравленно заозиралась, и теперь ей казалось, что вырезанные на мебели зверьки озлобленно скалятся, а их тела напряжены перед прыжком.

Лисса рванулась к двери, но голова закружилась так сильно, что ей пришлось ухватиться за изножье кровати, чтобы не упасть. Лисса попыталась сжать кулаки, но мышцы не слушались, сделались будто ватными, и она поняла, что не смогла бы даже разбить окно… Старуха хмыкнула, глядя на её метания.

«Думай, – приказала Лисса себе. – Думай, что сделала бы мама? Что сделала бы Алида? Что сделал бы Мел?»

Мел. Вот тот, кто точно сможет ей помочь.

– Л-ладно, – заикнувшись, сказала она. – Хорошо. Я останусь с вами. Только… Только можно я отправлю письмо?

Старуха недобро прищурилась, покусывая изнутри щёку. Мшистые глаза сверлили Лиссу.

– Я не буду писать ничего такого, – немного приободрившись, продолжила Лисса. – Ничего опасного. И не скажу, что я у вас. Просто напишу, что я жива. Чтобы меня не искали. Сами понимаете, будет хуже, если мама обратится за помощью к городской страже, начнут обыскивать все дома в городе…

Женщина махнула рукой и грузно поднялась с табуретки.

– Пиши. Пиши, что хочешь. У дома всё равно нет номера. Сама я по себе. Сама. Пиши, бумага в столе. Перо там же. А голубя позовёшь – он к тебе прилетит. От тебя птицами пахнет.

Она вышла из комнаты и заперла дверь снаружи. Едва старуха ушла, Лисса скользнула к письменному столу, как кошка к дичи.

Лисса быстро настрочила письмо – даже не письмо, скорее, коротенькую записку, – и бросилась к окну. Она надеялась, что можно будет раскрыть створку настежь и выбраться наружу, пусть даже в одной ночной рубашке, но на раме не было даже ручек. Лисса зашарила руками, точно так же, как старуха обшаривала полки и ящики, будто где-то могла прятаться невидимая задвижка, но ничего не нашла. Она внимательно осмотрела раму. Стёкла в домике старухи были двойные, совсем как у них в Птичьих Землях, хотя обычно в Авенуме ставили одинарные. В столице редко наступали суровые зимы, Большая вода приносила сюда тёплые ветры, тогда как в Птичьих Землях, напротив, середина зимы могла быть студёной, как выжженное льдом сердце принца Сальрина из старой жуткой сказки. Странно, что старуха решила так утеплить своё жильё.

Лисса подняла взгляд выше и вздохнула от облегчения. Как она могла забыть, что всего несколько минут назад старуха открывала маленькую верхнюю створку! Дрожащими от спешки пальцами Лисса повернула ручку и распахнула форточку, а потом, потянувшись дальше, открыла и вторую, наружную створку.

Однако поспешная радость быстро сменилась разочарованием. Форточка была такой маленькой, что даже коту Алиды вряд ли удалось бы выбраться наружу. Лисса нахмурилась и сжала в кулаке записку. Коричневая бумага тихо хрустнула. Наверное, старуха посмеялась над ней, когда сказала, что она может отправить письмо. Как она это сделает, если ей нельзя выйти наружу? Лисса почувствовала, что ещё немного, и она впадёт в отчаяние.

Тут послышался мягкий шелест крыльев, и на раму сел рыжий голубь, протягивая Лиссе розоватую лапку с растопыренными пальцами. Лисса улыбнулась. В одном старуха не обманула: птица как-то поняла, что она хочет отправить письмо. Лисса быстро привязала записку к лапке голубя, стараясь, чтобы узел получился крепким, но не тугим, потом ласково погладила птицу по мягким пёрышкам на грудке и прошептала:

– Лети, мой хороший. К северо-западу отсюда будет большой город – а сразу за ним увидишь высокую гору с замком. Лети в замок, тут не так уж далеко, не заблудишься. Его отовсюду видно. Отдай письмо мальчишке с крыльями, – она тепло улыбнулась, – вы с ним почти родня. Сделаешь, как я прошу?

Птица посмотрела на неё умными оранжевыми глазами и осторожно клюнула в руку, словно говоря, что всё поняла. Голубь осторожно развернулся, расправил ржаво-бурые крылья и взлетел.

Лисса глядела ему вслед, пока он совсем не скрылся в небе, вздохнула и села на кровать. Кем бы ни была сумасшедшая старуха, в ней явно чувствовались сила и власть. Где-то в центре города снова зазвонили кракелы – не так страшно, как в прошлый раз, но всё же тревожно.

«Мел придумает, что делать, – сказала она себе. – А если не ответит через два дня, то я сама как-нибудь убегу. Побью старуху, но сбегу».

Она ощупала свои бока. Рёбра болели, мышцы рук и ног – тоже. Сейчас у неё вряд ли получится сразиться со своей тюремщицей и далеко убежать. Она подождёт, но недолго. А потом что-нибудь решится. Обязательно решится.