Лаура Кнайдль - Рождение магии [litres]

Теперь это предстояло выяснить. Ларкин бегло огляделся вокруг и заметил над камином миску с жиром. Он зажег вставленный в него фитиль и потушил магический огонь в своей ладони, чтобы беспрепятственно обыскать хижину. Сперва мужчина опустился на корточки перед залитым кровью стулом и сделал глубокий вдох, но запах крови уже улетучился. Поэтому Хранителю пришлось искать улики обычным способом, и он решил начать с закутка, который прежде служил спальней.

Ларкин осматривал каждый предмет, на который натыкался, поднимал перевернутую мебель, чтобы узнать, что скрыто под ней. Хенрик казался простым человеком. Его скудные пожитки состояли из различных горшков и кувшинов, а также стопки невзрачной одежды. Самым ценным имуществом убитого, по-видимому, были его припасы, и они, несмотря на бедность жителей деревни, лежали на кухонных полках нетронутыми.

Ларкин вернул на место упавший шкафчик, из которого со звоном посыпались на пол инструменты. Хранитель застыл, вслушиваясь в ночь. Но вся деревня спала, и никто не услышал его. Мужчина осторожно опустился на колени. Он перебрал по отдельности все инструменты, до последнего молотка и плоскогубцев.

Ничего.

Почему, во имя короля, Хенрик должен был умереть?

Ларкин выпрямился и еще раз тщательно огляделся. Что он упустил? Что искали в этой хижине воры? Возможно, они нашли это и забрали с собой, и ему никогда не напасть на их след.

Хранитель сердито пнул опрокинутую корзину. Та пролетела через комнату и врезалась в груду дров. Ларкин с ненавистью уставился на поленья, словно они были во всем виноваты, как вдруг что-то еще привлекло его внимание.

Кожаный переплет был того же коричневого цвета, что и дерево, на котором лежала книга. Ларкин мог бы и не заметить ее. В таком доме книжка выглядела совершенно неуместно, и все же она казалась единственным предметом в хижине, который был умышленно помещен на свое место.

Ларкин взял книгу в руки, удивленный тем, что такой человек, как Хенрик, владел письменным словом. В таких городах, как Амарун, теперь было принято, чтобы граждане среднего класса владели этим умением. Но в таком месте, как Рихволл, такой дар казался странным, если не подозрительным.

Ларкин раскрыл том и уже на первой странице понял, что держит в руках дневник. Первая запись была сделана еще более двух лет назад. В ней Хенрик рассказывал о жуках, которыми было заражено одно из его полей, писал о поездке в Двурог, которую он, видимо, планировал. Вторая запись упоминала о ссоре в таверне. В третьей записи речь шла о плохой погоде, в четвертой Хенрик жаловался на боли в спине и писал о своем решении отложить из-за этого поездку на несколько дней. Ничего необычного.

Ларкин продолжал листать. Некоторые записи были длиной всего в две-три строчки, другие простирались на несколько страниц. Знал ли Корван, что его брат так страстно вел дневник? Не пропустив ни одного дня, он заполнил книжку до последнего листа. Тем не менее эта последняя запись была сделана уже несколько месяцев назад и была так же бессмысленна, как и все предыдущие заметки. И все же Ларкин не спешил откладывать книжку. Она явно имела какое-то значение. Иначе зачем убийцам или самому Хенрику так открыто оставлять старый дневник на груде дров?

Ларкин еще раз открыл первую запись и шагнул ближе к свече. Должно быть, он что-то упустил и не уйдет, пока не разгадает эту загадку. Хранитель пристально рассматривал каждую букву и держал страницы над пламенем, чтобы посмотреть, не спрятано ли в них тайное сообщение. Но ничего не было. Только чернила на бумаге и слова о счастливой, но обычной жизни.

Иногда я не понимаю своего брата. Он постоянно жалуется на отсутствие денег, а потом по пьяни проигрывает их. Я был у Симуса, чтобы выпросить серебро, которое он забрал у Корвана. Ведь Корван был не в себе, когда расстался с ним. Но старый скупердяй не захотел мне его возвращать. Надеюсь, во сне на него нападут огненные муравьи! Конечно, я дал Корвану кое-что из своих сбережений. Наверное, я больше никогда не увижу этих денег, но что еще мне оставалось? Возможно, Корван слабак, но он еще и мой брат.

Ларкин перевернул страницу.

Ненавижу дождь. Мутные лужи. Бурлящие ручьи. Мокрая одежда. Больше всего мне хотелось бы…

Ларкин остановился, потому что только сейчас заметил, что в этом месте не хватало нескольких страниц. Когда мужчина листал страницы в первый раз, он не заметил оборванных краев в середине книжки, теперь же это было очевидно. Это не могло быть случайностью. Что бы ни было написано на этих страницах, это было причиной, по которой Хенрик должен был умереть. Только… что он там такое написал? Ларкин выдохнул проклятие и продолжил читать запись.

Больше всего мне хотелось бы не покидать свою хижину, пока эта непогода бушует в Тобрии. Но мне не остается ничего другого, меня ждут в Двуроге. И я не хочу разочаровывать остальных.

Больше там не было ничего, и Ларкин обратился к записи, которую Хенрик написал после недостающих страниц.

Я вернулся обратно в Рихволл и скучаю по Яре. Очень хотелось бы, чтобы наши пути не расходились так часто. Я люблю ее, но не могу оставить Рихволл и Корвана. Он не поймет, и я не могу сказать ему правду…

– Какую правду? – пробормотал Ларкин, уставившись на дневник в своих руках. Втайне мужчина надеялся, что на бумаге волшебным образом появятся еще какие-нибудь слова, чего, естественно, не произошло. Он захлопнул книгу и сунул ее в сумку. Возможно, где-то между страниц скрывается еще какая-то зацепка. Но что бы убийцы ни искали, оно находилось не в Рихволле, а в Двуроге. И Ларкин последует за ними туда.

Зейлан никак не могла выбросить песню полукровки из головы, возможно, потому, что эти строфы напоминали девушке о ее нынешнем положении. Только она находилась не в пещере, а в тоннеле, и вместо ритмичного сердцебиения слышала только непрерывный стук падающих капель воды. Впрочем, здесь тоже было темновато. Потому что чем дальше она удалялась от дворца, тем более мрачным и неровным становился тоннель. В некоторых местах Зейлан даже приходилось продвигаться вперед вслепую, так как ей хотелось сохранить свои огненные таланты для трудного перехода через Туманный лес.

Зейлан понятия не имела, как долго она уже следовала за течением потока и какое расстояние ей еще оставалось. Решетка, о которой говорил Киран, некоторое время назад осталась позади, но ничто не указывало на то, что она скоро выйдет наружу. Между тем ее брюки промокли до бедер, а ноги устали от непрерывной ходьбы по туннелю. Девушке казалось, что она бродит по какой-то нескончаемой холмистой местности. При этом вода принимала неестественные очертания, словно магия волшебным образом заставляла ее двигаться вопреки своей природе.