Питер Маклин - Костяной капеллан [litres]

Эйльса сейчас была уже на кухне, Хари растолковывал ей, что да как. Он уже даже раздобыл себе в каком-то из сундуков старый грязно-белый передник и теперь походил на самого что ни на есть заправского трактирщика. Несколько минут мог он проковылять, опираясь на палку, но не более того, и было ясно: придётся всегда иметь под рукой пару человек из отряда, раз уж мы открываем заведение. Это мои улицы, но это ещё ни о чём не говорило, а когда в харчевне пьют пиво и брагу, играют в кости или в карты, всегда есть вероятность потасовки. Хари не сможет прекращать драки в одиночку, в этом нет никаких сомнений.

Я замер у стойки и размышлял, кто лучше всех подойдёт для этого дела, кто будет выглядеть подобающе и не напьётся, и тут в дверях показался Лука Жирный.

– А новая служанка-то ничего, – сказал он, наливая себе пивка из пузатой бочки за стойкой.

– Да уж, – ответил я. Лука не годится – слишком много пьянствует, а кроме того, как коренной эллинбуржец, будет незаменим для других поручений. Не хотелось бы, чтобы он каждую ночь пропадал в «Руках кожевника».

– Она и в цифири-то всякой понимает, и грамоте обучена, – продолжал он впечатлённо. – Сможет книги вести и всё прочее.

Лука проучился в школе ещё меньше моего и, даже если и умел с грехом пополам разбирать буквы, ему это давалось со скрипом. И всё-таки, кроме нас с Йоханом, он, насколько мне известно, единственный в отряде мог хоть как-то читать и вычислять. Котелок-то не мог точно, тут даже школа была бессильна. Сэр Эланд, конечно, утверждал, будто умеет, но никто его ни разу за этим занятием не видел. Думаю, Луку ужасала самая мысль о том, что ему велят вести счётные книги.

– Сможет, – согласился я. – Скажи-ка, что ты думаешь про Мику?

Мика был из старого отряда Йохана, и я не успел ещё как следует его узнать, но это именно его я послал за плотниками, и он тогда отлично справился с задачей.

– У него есть своя голова на плечах, это у нас не всем дано, – откликнулся Лука.

Я кивнул. Сам об этом подумал.

– Тогда его и Чёрного Билли, – вслух размышлял я. – Вдвоём они смогут следить тут за порядком, когда харчевня снова заработает.

Чёрный Билли был здоровенный детина, к тому же и кулаками владел неплохо. Чёрные лица не были в Эллинбурге в новинку, но попадались намного реже, чем смуглые, и уж точно не настолько привычны, чтобы он не привлекал внимания. Я решил – поставлю-ка Билли в дверях, где он будет на виду, а Мика пусть незаметно приглядывает за всем внутри. Должно сработать. Пусть каждый занимается тем, что ему подходит, так я привык руководить своими людьми.

Лука сделал долгий глоток и поставил кружку на стойку.

– Можно сказать кой-чего? – спросил он.

– Что?

– Я про Йохана.

Так я и думал.

– А что с ним?

Лука подлил себе пива, осторожно подбирая слова.

– Ну, он-то ничего не говорил, мне – так уж точно, – начал Лука, – но я-то его знаю ещё… всю жизнь знаю, короче. Ты-то тоже, конечно.

Я кивнул.

– Давай, Лука. Уж я-то знаю, чего можно ждать от моего братца, так что вряд ли ты сможешь чем-то меня удивить.

– «Руки кожевника», – сказал Лука. – Он-то, похоже, думает, это должна быть его харчевня. А ты на его законное, как он думает, место поставил Хари, а Хари-то калека, так что тебе бы ещё двоих отрядить, чтоб следили за заведением, где и одного бы хватило-то. Это он, похоже, думает так-то, вот я о чём.

Лука откашлялся и хлебнул пива, будто тревожась, что наговорил лишнего.

– Ты что же, думаешь, я этого не знаю, Лука Жирный? Огорчаешь ты меня, – ответил я. – Йохан все эти дни с самого утра только брагу и глушит. Видит Госпожа, доверять ему управление харчевней – последнее дело, чёрт побери.

– Знаю, начальник, – сказал Лука. – Я так-то не к тому, что тебе это невдомёк. Так, просто сказал, и всё тут.

Я кивнул и взглянул на Луку Жирного. Его я знал ещё с тех пор, как мы вместе сидели за школьной скамьёй – он, да я, да Йохан, ну и Котелок, конечно. До войны в круг Благочестивых он не входил, но всегда обретался где-то рядом. Ещё тогда, бывало, выполнял он мои поручения, и я понял: этому можно доверять. Задумался я, не пытается ли он таким образом намекнуть, что хотел бы увеличить свою долю обязанностей, – и ведь, может статься, он тут и прав. Эту мысль я как следует взвесил и принял решение.

– Хочу попросить тебя, Лука, кое-что для меня сделать, – сказал я. – Откажешься – зла на тебя держать не буду, а согласишься, заплачу серебром.

– Спрашиваешь, начальник, – ответил он. – Я-то тоже теперь Благочестивый, разве нет?

Да, он Благочестивый, и лучше, чем большинство остальных, понимает, что из этого следует. До войны он достаточно повидал, как делаются дела, и теперь соображает, во что ввязался, и рад, что присоединился к нам. Лука жаден, это я знал, но ему можно доверять. Во всяком случае, до определённой степени. Знать своих людей, знать, какие рычаги ими движут, – как по мне, в этом состоит важная часть умения руководить отрядом.

– Верно, – говорю я. – Все вы теперь Благочестивые, но ты к тому же родился в Эллинбурге и знаешь, как здесь всё устроено. То есть как здесь на самом деле всё устроено, а это не всегда так, как я объясняю ребятам. Они пока изучают город – все, кроме Котелка, разве что, но до войны он не был одним из нас. И о том, как ведутся дела, знает не больше, чем тот же Сэм Простак.

– Что верно, то верно, – сказал Лука Жирный. – Чего же тебе надо-то, начальник?

– Мне нужны глаза, уши и голос в поддержку, – ответил я. – Хочу, чтобы ты наблюдал за ребятами и слушал ихние разговоры, когда меня нет. Что говорят за игрой в кости и болтают по синей будке. Если кто вдруг будет со мной не согласен или станет сомневаться в правомерности моих приказов, хочу, чтобы ты растолковывал, почему он неправ. А потом рассказывал мне, кто там чего говорил. Возьмёшься за такое, Лука Жирный?

Он заколебался, сделал ещё один долгий глоток, поставил кружку на стойку и кивнул:

– А возьмусь.

Я вынул из кошелька серебряную марку и отправил ему через стойку, Лука тут же спрятал монетку. Подходящий человек для подходящего дела, как уже говорилось.

Уже почти стемнело, когда мне наконец выпала возможность побеседовать с Эйльсой наедине. За вечер набралось довольно слушков, сплетен и перемигиваний, и то, что я поднялся к ней в комнату, уже не вызвало дальнейших пересудов, а к ночи половина отряда и вовсе отправилась в Свечной закоулок, чтобы подобрать себе девку. Я заметил – с ними ушла и Анна Кровавая.

Я постучался, Эйльса открыла и впустила меня в комнату. Она улыбалась, я же встал, прислонившись к двери и скрестив на груди руки. Свой немногочисленный скарб она уже распаковала, развесила запасные платья на гвоздях, вбитых в стропила, на полу расстелила матрас. На подоконнике над умывальником выстроился аккуратный ряд пузырьков и плоских шкатулочек.