Питер Маклин - Костяной капеллан [litres]

Я вздохнул и огляделся. Теперь гостей уже совсем не осталось, только Благочестивые да Эйльса. Я кивнул Чёрному Билли и велел закрываться на ночь. Эйльса дребезжала грязными стаканами и относила их в кухню, а я встал и направился следом. Когда я вошёл, Хари поднял свою трость и захромал прочь из комнаты, давая нам возможность уединиться.

– А тётушке твоей я совсем не понравилась, господин Благ, – хихикнула Эйльса. Я закрыл дверь пинком и посмотрел ей в глаза:

– Не понравилась – что ж, научится как-то с этим жить.

– Да уж, лучше ей этому научиться, – сказала Эйльса уже своим собственным голосом, после того как закрылась дверь, – ну или тем, который я считал её собственным. Может, это тоже личина, чего не знаю, того не знаю. – Последнее, что мне нужно, – чтобы эта старая боевая кляча путалась под ногами. Все остальные приняли нашу притворную близость, вот и ей придётся.

– Вот она и примет, – сказал я.

– Тогда хватит об этом, – сказала Эйльса. – Есть новости. Сканийцы засекли твоё возвращение, которое теперь едва ли кого-нибудь удивит. Не думаю, что они попробуют отбить постоялые дворы, но лишь потому, что эти дворы для них не несут особой важности, а ты избрал слишком выгодную позицию для обороны, чтобы у них это легко получилось, – и я этим очень довольна. «Золотые цепи» по-прежнему у них в руках, и думаю, это единственное из твоих заведений, которым они действительно хотят обладать. Впрочем, тебя всё равно попытаются выманить, дадут тебе развернуться пошире, пока не переоценишь свои силы, пути снабжения не оборвутся, и ты вдруг не обнаружишь, что у тебя больше не хватает людей для контроля над такими обширными владениями.

Я кивнул:

– Я и сам догадался.

– Что же ты будешь делать?

– Закрепляться. Отстраивать те три заведения, что у меня уже есть, может быть, найму ещё кого-нибудь, если решу, что мне нужны люди. Теперь, когда я снова получаю доход, можно будет прогнать кой-какие средства из моих заначек через торговлю, чтобы деньги выглядели законными. Для этой игры требуется терпение, но играть я в неё умею.

– Нет, – голос Эйльсы зазвучал холодно и резко. – Тебе только кажется, что умеешь.

Она сидела на стуле, челюсти были крепко сжаты. Пригласила меня сесть, словно принимала у себя в гостиной. Вот так всегда, когда работаешь на корону, – тобой помыкают и заставляют почувствовать себя мелкой сошкой у тебя же дома, и никакое хорошенькое личико этого положения не исправит. Либо так – либо в петлю. Я проглотил её слова как горькое лекарство, но это вовсе не значило, будто они мне приятны.

– Как так?

– Ты мыслишь мелко, Томас, но тогда ты и человек мелкий. Сцена, на которой мы играем, больше, чем ты можешь себе вообразить. Последнее, что тебе стоит делать, – это закрепляться. Тебе надо расширяться быстро и решительно, пока они этого от тебя не ждут.

– Так ты же только что утверждала обратное, – опешил я.

– Нет, – отрезала она. – Я утверждала, что они попытаются тебя выманить и дать развернуться пошире, а не то, что ты должен позволить этому случиться. Пусть думают, что ты играешь им на руку. Верни себе всё, что у тебя было, решительно и быстро, насколько возможно. Я со своей стороны могу поддержать деньгами, если нужно будет нанять людей и закупить оружие. Есть у меня и подготовленные люди, которых мы сможем внедрить к новобранцам, если возникнет потребность. Опасные люди. Сканийцев, Томас, необходимо остановить.

Мне нравится думать, что я не дурак, но Эйльса, кажется, пытается выставить меня перед самим собой полным олухом. Меня это, впрочем, не заботило. Вот ни капельки. Перегнулся я через стол, пока не оказался к ней почти вплотную.

– Неприятно об этом говорить, – тихонько начал я, – но мне эти твои сканийцы на хрен не сдались!

Я кричал ей в лицо, а она даже не моргнула. Только удержала мой взгляд и медленно поднесла палец к губам.

– Ш-ш-ш, – сказала она мне, как ребёнку. – Понимаю, Томас. Это моё дело, тебя оно не касается, и тебя в него втянули против воли. Но пойми и ты – произошли перемены, и мы переместились из области догадок и предположений в неприятную определённость. Если нам не удастся остановить их проникновение – будет новая война, и в ней мы проиграем. Будет новый Абингон, прямо здесь, у нас на родине. Если думаешь, что на юге выполняли вы грязную работу, ты не представляешь, что нам устроят сканийцы. На войне – и потом, когда победят.

Я сглотнул, во рту у меня вдруг стало сухо, как в пустыне. Абингон никогда не вытравить у меня из памяти, но с ним давным-давно покончено, он так далёк, что сейчас ощущается почти как сон, как кошмар, от которого я благополучно проснулся. Взглянул в тёмные глаза Эйльсы – и померещилось, словно в них отражаются огни боёв, из глубины её чёрных как смоль зрачков целятся в меня жерла пушек. Я потянулся за стаканом. Напиток удалось не расплескать, но рука слушалась едва-едва.

– Скажи, чего ты от меня хочешь, а я об этом подумаю.

Эйльса заговорила, а я принялся слушать.

В ту ночь я не мог уснуть. Мысли всё возвращались к тому, что сказала Эйльса. Будет новый Абингон, прямо здесь. Уж этого я никак допустить не мог, даже если остановить развитие событий не в моей власти. Это мои улицы, на них живут мои люди, и я не желаю видеть, как они превращаются в дымящиеся развалины и горы гниющих трупов, какие мы оставили за собой на юге. Хорошо, но я знал – отряд будет против.

Ребята не отличались богатым воображением, и, по их мнению, им уже нечего делить с королевой, которая отправила их на войну помимо воли. Когда приходило время мне объявить, что мы пойдём отбивать новое заведение, я был уверен – отряд за это возьмётся. Если же проведают, что мы это делаем по приказу какого-то там агента короны, они возмутятся, и по меньшей мере половину людей я потеряю. Эти парни не заботятся ни о судьбах отечества, ни о том, что там сказано или не сказано в законах. Так-то, если бы заботились, толку мне от них как от Благочестивых было бы мало. Нет, живут они исключительно для себя, пытаются выбросить из головы войну и извлечь из своей жизни хоть что-нибудь новенькое. Я пообещал, что они разбогатеют и будут наслаждаться всеми мыслимыми радостями. Наверно, я по-прежнему могу сдержать это обещание, но если подумают, что я работаю на кого-то ещё, кроме себя, – усомнятся в моих словах, и довольно скоро. От деловых людей ждут определённых вещей. Например, своекорыстия, и если я сделаю так, мне придётся удостовериться, что выглядит это, будто я действую в собственных интересах да в интересах Благочестивых, а больше ни в чьих. Что бы ни случилось, этим решением я не мог поделиться ни с Анной, ни с Йоханом, да ни с кем, даже с тётушкой Энейд. Иногда предводителю приходится таиться ото всех и принимать трудные решения в одиночку. Сошлись мы все, будучи солдатами, а в армии решения принимаются отнюдь не голосованием. Приказы спускаются сверху вниз, им повинуются, так уж устроена война.