Марина Ясинская - Рунные витражи [сборник litres]

– Именно поэтому вы выбрали это животное гербовым зверем?

Я поднял голову и посмотрел на герб, висящий над балконом.

– Да. Я заменил пошлого единорога Кштальтов.

– А чего у нее такой оскал? – поинтересовалась Кралина. – У мыши на гербе.

– У кого это оскал? – удивился я. – Разве не понятно – она улыбается. Это улыбка такая.

– Художник явно перестарался.

– Я сам рисовал, – обиделся я.

– А судьбу бывших баронов Кштальских вы тоже сами нарисовали? – спросила Дикая Кошка.

Когда прилетели Пришельцы, всё изменилось. Они высадились на своих летающих крепостях и сожгли тех, кто пытался воспротивиться нашествию. Рыцари в полных доспехах (из глупцов, которые не разбежались), размахивая мечами, погибали от ярких вспышек. Пушечный огонь не мог пробить броню захватчиков, даже если артиллеристы и успевали дать залп.

Мы были покорены.

Но мир, изменившись, остался прежним. Пришельцы не свергали королей, не захватывали власть, не меняли устоев. Им нужно было только одно – человеческие ресурсы. Наспех обученные солдаты – пушечное мясо, бросаемое в мясорубку войны с теми, кого Пришельцы называли Врагами. Пришельцы спускались с небес и забирали подготовленные людские толпы. Обратно не возвращался никто.

А потом прилетели Враги, и стало совсем плохо. Огромные крепости взрывались, падая вниз огненным дождем. По ночам было светло как днем от горевшего неба. И черная невидимая смерть ползла по земле, покрывая ее сморщенными трупами.

Но война закончилась. Пришельцы больше не спускались с неба. Мир, хотя остался прежним, изменился для меня навсегда. Потому что есть те, кто знает, как приспособиться к изменениям действительности. Потому что, если хочешь выжить, надо войти в их число.

И стать лучшим.

Мы стояли на балконе, осматривая мои владения. Силовое поле слегка искажало пейзаж и добавляло легкую синеву в солнечный свет.

– Красиво, – сказала Кралина. – Ваша милость.

Она пригубила вино, которое выпила за время разговора едва ли на четверть.

– Для вас, сударыня, просто Матеуш. Матеуш Кштальский, – поклонился я, случайно выплескивая вино из своего бокала.

Красные брызги полетели вниз.

– Ой! – вскрикнула Дикая Кошка.

– Ничего страшного, – улыбнулся я. – У меня его еще много в подвалах. Кстати, видите кусты возле летней беседки? Это розы. Я сам их развожу. Вы обязательно должны на них посмотреть.

– А что вон там? – указала Кралина во двор замка.

– О, это бывшая рыцарская арена. Здесь благородные мужи в славные добрые времена скрещивали копья, выбивали друг друга из седел и вообще вели себя крайне безобразно.

– Вам не жаль того времени, Матеуш?

– Нет, – сказал я и по старой памяти прикоснулся к перебитой переносице.

– Его светлость граф Войц Либирский бросает вызов его милости барону Торвину Кштальскому! – герольд надрывался торжественным криком – того и гляди, лопнет от важности.

В народе барона называли Свиньей за привычку хрюкать во время разговора.

Противники, сверкая доспехами и кивая плюмажами, разъехались по разные стороны арены. Кони рыли копытами землю. Турнирные копья высматривали жертву. Зрители ждали, затаив дыхание. Среди благородных на трибуне находился Пришелец, запечатлевая варварские традиции аборигенов.

То есть нас.

А в центре зрительской трибуны сидела Она. Я смотрел на нее издали, из толпы простолюдинов сбоку арены. Я поглощал ее глазами, не имея сил отвести взгляд.

Протрубили трубы, дав сигнал к началу поединка. Всадники столкнулись. Копье графа разлетелось на щепки. Копье барона скользнуло по неудачно подставленному щиту и смяло забрало графского шлема. Его светлость вылетел из седла и приложился о землю. Из решетки забрала потекла кровь. Граф оттолкнул подоспевших оруженосцев и поднялся сам, тщетно пытаясь снять шлем.

Но я смотрел только на Нее.

Торвин Кштальский победителем объезжал ристалище. Он остановил коня перед Ней и…

– Победитель турнира выбрал Прекрасную Даму! – закричал герольд.

Она обвязала голубую ленточку вокруг руки барона.

После турнира, когда я возвращался домой узкими улочками… Их было трое. Двое зашли спереди, третий перекрыл дорогу к бегству.

– Чем обязан? Что потребовалось от меня людям барона?

Один из передних был оруженосцем. На его груди сверкал нашитый на куртку герб – ублюдочный белый единорог.

– Да так, – рассмеялся оруженосец, демонстрируя увесистую дубинку. – Его милости не понравилось, как ты смотрел на его невесту. Жадный, говорит, взгляд. Оскорбляющий достоинство дамы. Так что ничего личного.

Ударил я первым. Сейчас с удовольствием вспоминаю хруст переносицы гаденыша. Правда, это единственное, что осталось в памяти. Дальше были боль и мрак. Но урок я запомнил. Очень хорошо запомнил.

И когда пришел мой черед, напомнил барону Торвину Кштальскому его место в новом мире.

– Вы ее любили? – спросила Кралина.

– Я даже не помню ее имени.

– Не хмурьтесь, пожалуйста, Матеуш, – она приблизилась и положила ладонь на мою руку. – У вас прекрасный замок, верные люди. Вы нашли себя. Вы сами создали свой мир. Кажется, в нем не хватает только хозяйки?

Кралина пользовалась тонкими духами, названия которых я никак не мог вспомнить.

– Вы верите в пророчества, Ди… Кралина?

– Нет, конечно, – удивилась она.

– А я верю.

– Как же так? Матеуш, – она произносила мое имя шепеляво на конце. – Вы же сами говорили, что случайностей не бывает.

– И всё, что происходит, кем-то подстроено и кому-то нужно. Но пророчества – дело другое…

Мы некоторое время помолчали. Где-то внизу заорал тонким звуком Дайпожрать. Он всегда кричит, когда хочет есть – зовет добычу. Моя гостья недовольно поморщилась, не понимая, откуда возникло неприятное ощущение.

– Идемте в зал, Кралина, – пропустил я даму вперед. Я наполнил свой бокал и долил вина Дикой Кошке.

– Моему деду нагадала бродячая рума, что, если он полюбит женщину, то она принесет ему несчастье, и он умрет молодым. Да что я говорю, она не нагадала – она его прокляла. Его и весь наш род.

Я наполнил бокал вновь и залпом опустошил до дна.

– Дед умер, не дожив одного года до сорока. Перед этим его молодая жена сбежала с каменщиком. Мой отец скончался сорокаоднолетним от эпидемии черного ветра, после того, как полюбил ту, что оказалась шлюхой в дешевом борделе. Отец забрал меня – ему нужен был наследник.

– А вы…

– Мне уже двадцать семь, – бросил я. – Барон Кштальский, сын простолюдина и шлюхи.

– И вы никого не любили?!

Я вспомнил развевающуюся на ветру голубую ленточку и вновь ощутил боль от ударов.

– Нет.