Джей Кристофф - Танцующая с бурей [litres]

Она плыла в бессознательной мгле, то приходя в себя, то снова проваливаясь во тьму. Лицо было заляпано грязью, смешавшейся с кровью. Дрожащими пальцами она вытерла грязь с ресниц. В спине пульсировала тупая боль, но во всем теле чувствовалось милосердное онемение, отчасти из-за дождя, а отчасти из-за сильного холода, царствующего на этих высотах. Она решила еще немного поспать, просто закрыть глаза и ни о чем больше не волноваться.

Она потрясла головой, возвращаясь мыслями туда, где она родилась, и снова провалилась в сон и проспала так долго, что могла бы и вообще не проснуться. Но кто-то словно толкнул ее в бок.

Юкико приподнялась на локтях, морщась от синяков и боли во всем теле. Земля в лесу была плотно укрыта покрывалом из мертвых листьев и пышного зеленого мха – даже камни были покрыты густым мхом, как бородой. Подушечками пальцев она провела по мягкому мху и с благодарностью коснулась своей татуировки с лисой: падение спиной на скалы скорей всего убило бы ее.

Кицунэ приглядывает за своими.

Она поднялась на ноги и убрала грязные волосы с лица. Потемневшим взглядом внимательно осмотрела окрестности – кое-где вверху среди облаков еще вспыхивали слабые молнии.

Огромные, как дома, стволы деревьев окружали ее со всех сторон. Дождь проникал сквозь кроны, монотонно барабаня по листьям. Деревья были древними, с искривленными стволами: согбенные старцы с кожей, покрытой мхом, и грибами, рассыпавшимися разноцветными шляпками у корней. В животе у нее заурчало, и она выбрала несколько наиболее безопасных грибов, положив часть из них в оби на потом. Вспомнив о своем танто, она сначала испугалась, что потеряла его, и с облегчением вздохнула, нащупав пальцами лакированную рукоятку на талии.

Она посмотрела по сторонам – всюду одинаковая темнота. Поэтому, пожав плечами, она начала спускаться по склону в том направлении, куда улетел арашитора.

– Неблагодарное дерьмо, – выругалась она про себя.

Отец отругал бы ее за неподобающие слова. Оглянувшись вокруг, она поняла, что поблизости нет никого из взрослых и ругать ее некому, и стала выкрикивать все плохие слова, которые только могла вспомнить. Ругань радужным колесом покатилась между деревьями и зарослями папоротника, рассыпая слова и звуки в густых зеленых кронах. Настроение слегка поднялось после ее маленького бунта, и Юкико двинулась вперед во мраке.

Ее тонкие сандалии скоро промокли и порвались. Она шла, спотыкаясь о корни. Буря бушевала выше, ее силу приглушал пышный балдахин над головой, сплетенный из ветвей огромных деревьев, словно соединенные руки старых дорогих друзей. В воздухе стоял странный запах, знакомый с детства, о котором она позабыла, но теперь понемногу узнавала его.

Это был даже не запах, а его отсутствие – не пахло лотосом .

В Кигене лотосом пахло все – едко воняла еда, которую она ела, вода, которую она пила, даже пот на коже. Но здесь, далеко в горах Йиши, не было даже намека на этот запах. С каждым годом поля все ближе подбирались к горам, но здесь, она чувствовала, все еще было чистым – последний оплот девственной природы во всей Шиме. Но скоро и здесь появятся рубщики, спилят эти деревья и загадят эту плодородную почву. Девиз Гильдии незваным гостем всплыл у нее в голове, и она шепотом произнесла его, прижав пальцы к губам.

– Лотос должен цвести.

Над лесом мрачно занимался рассвет, когда Юкико, наконец, наткнулась на следы арашиторы: свежие отпечатки лап существа, не привыкшего проводить много времени на земле. Она не заметила крови и утешалась тем, что зверю не пришлось страдать больше того, что он уже пережил.

Несколько часов она шла по тропе по осыпающемуся склону горы, время от времени останавливаясь, чтобы отдохнуть и поесть, чтобы слизать капли дождя с широких зеленых листьев. Ноги в порванных сандалиях кровоточили, под ступнями хлюпала влага, сверху падали капли, скопившиеся в нависающих кронах. Иногда она теряла след на каменистой почве, снова находила его, но до отца-следопыта ей было далеко. Если бы он был здесь…

Воспоминание о ее последних словах эхом отозвалась в сознании. Она все еще чувствовала ожог от его пощечины, слышала гнев и боль в его упреке. Но все же она боялась, что он погиб в катастрофе, что спасательный плот с остатками экипажа сбился с пути из-за шторма и врезался в скалы. Глаза ее наполнились горячими слезами, и она вытерла их тыльной стороной ладони.

Напрасно беспокоишься. С ним все хорошо. И с остальными все будет хорошо.

Время шло, и она постепенно доела грибы. В лесу стемнело, она снова потеряла след и, ругая себя, тихо брела по кочкам. Остановившись под высоким кленом, она заплела косу и убрала прилипшие ко лбу волосы. После восхода солнца лес наполнился гомоном птиц, шорохом дождевых капель и шелестом маленьких лапок. Она чувствовала их крошечные импульсы и пыталась с помощью кеннинга нащупать чувство страха, которое могло остаться после появления здесь арашиторы. Но теперь, когда наступил вечер, она не улавливала ни искр, ни сердцебиения теплых тел, пушистых или покрытых гладкими перьями. Лес накрыла тишина – потная, тяжелая, как заплесневелое одеяло.

Что-то не так.

Пробираясь сквозь заросли, она присела на четвереньки, стараясь как можно меньше шуметь. Глаза метались во мраке, пульс учащался при каждом шорохе или движении тени. От пропитанной дождем земли поднимался пар, заволакивая лес туманом. Сквозь зеленый навес сюда проникали слабый свет заходящего солнца и холод медленно, но уверенно надвигающейся ночи. Ни птичьего крика. Ни шелеста ветра. Только тяжелый стук дождевых капель и тихий шорох листьев под ногами.

Хищник?

Прикоснувшись к татуировке лисицы на удачу, она снова настроилась на кеннинг, пытаясь уловить импульсы арашиторы или, может быть, голодного животного, которое преследует ее, прячась в зеленых зарослях.

Ничего. Лишь пустота вокруг, изредка нарушаемая скрипом старого дерева, дыханием дремлющей земли. Она почувствовала себя очень одинокой и испугалась даже больше, чем когда на них напал волк или когда на нее набросилась змея.

Осторожно она двинулась дальше.

В тумане возник неясный силуэт. Развалины стен из необработанного гранита, покрытые лианами и густым мхом. Храм. Разрушенный. Ветхий. Возвышаясь над лесом, он прислонялся к склону горы, враждебно и мрачно выглядывая из густых алых зарослей дикого кровавого лотоса. Юкико судорожно сглотнула, отводя взгляд от кощунственных кандзи, вырезанных на камне, – темные слова, взывающие к темным сердцам. Что-то было не так в этом месте – она нутром ощущала его неестественность. Вырезанные иероглифы как будто застыли у нее в голове притаившимися в сумраке тенями и сочились злобой. Имя.