Аделин Грейс - Все звёзды и клыки [litres]

Той же ночью он находит меня на берегу. Я молча смотрю на море, мысленно умоляя его поглотить меня.

– Теперь твоя очередь, – решительно говорит он. – Пришло время избавиться от всего, кроме твоей магии души.

Я встречаю его ледяной взгляд, и мои глаза вспыхивают от гнева. Я ждала этого момента.

– А если я откажусь?

– Тогда я убью тебя, – говорит он. – Но я надеюсь, что до этого не дойдет. Это наше предназначение, Сира. Ты была рождена для того, чтобы поддерживать меня, пока я сижу на троне.

Его слова настолько нелепы, что я не могу удержаться от смеха. Это яростный горький звук, который кажется слишком привычным. Я поглаживаю кожаные ремешки на своем запястье.

– Невозможно убить того, кто уже мертв, – говорю я, и его глаза холодеют. Он хватает меня за руку и вкладывает в мою ладонь свой охотничий нож. Я провожу большим пальцем по холодной стали его лезвия, спрятанному в рукоятку.

– Я сделал это для тебя, – рычит он, – Чтобы у нас была лучшая жизнь. Почему ты не ценишь мои усилия? Теперь у нас есть не просто дом – у нас есть королевство.

При слове «королевство» мне снова хочется рассмеяться. Смех пузырится у меня в груди, грозясь лопнуть, но я проглатываю его, как свинец. Нет смысла взывать к благоразумию человека, который не желает ничего, кроме власти.

– Ты откажешься от своей магии, – требует он. – Сейчас же.

Если я разорву свою душу надвое и заключу одну половину в амулет – он, несомненно, заберет этот амулет себе, чтобы я никогда не смогла снять свое проклятье, вместе с проклятьями всех остальных жителей острова.

Но Като слишком долго меня контролировал.

– А почему я не могу сохранить магию проклятий? – прямо спрашиваю я, щелчком открывая нож для снятия шкур.

– Потому что тогда тебе придется жить на другом острове, – эту новость он сообщает с подчеркнутой небрежность, но его слова впиваются в меня с остротой кинжала. – Мы расширяем королевство. Я оставлю на Ариде небольшую группу: двадцать советников для каждого вида магии, которые помогут мне построить мое королевство. Остальные будут распределены по островам, на каждом из которых будут использовать только одну магию. Мы с тобой будем править как единственные обладатели магии души.

Моя кровь кипит так сильно, что я, кажется, не могу отдышаться.

– А как насчет семей? Если ребенок и его родители практикуют разную магию – ты их разделишь?

Он поднимает подбородок.

– Семьи могут остаться вместе. Но если они будут использовать любую другую магию, кроме той, что практикуется на острове, мне придется заключить их под стражу.

– Ты так много отнял у этих людей, – говорю я. – Неужели ты так боишься, что тебя сочтут слабым, и отберешь у них еще и право выбора?

– Дело вовсе не в слабости, – Като практически выплевывает эти слова мне в лицо. – Дело в справедливости. Никто и никогда больше не будет чувствовать, что он недостаточно хорош. Не будет никакой конкуренции. Все будут работать сообща, изучая одну и ту же магию.

У меня трясутся руки.

– А как насчет магии души? Ведь оставлять ее только себе – несправедливо. Это очень сильная магия, Като. Я никогда не делилась ею с другими, чтобы ты мог чувствовать себя особенным. Ты хотел, чтобы она осталась только между нами, и я согласилась, потому что у тебя должно было быть что-то, чего нет у других. Но если ты так беспокоишься о справедливости – разве мы не должны делиться этой магией со всеми, кто хочет учиться? Мы можем сделать ее магией Ариды.

Под скулами Като залегают тени, обостряя черты его лица.

– Магия души слишком сильна. В неправильных руках она может стать опасной. Никто, кроме нас двоих, не должен практиковать эту магию.

Его ответ разжигает во мне острое недоумение. Я вскидываю голову со злобной усмешкой на губах. Тот, кто разрушил жизни сотни людей и забрал у них дом, говорит об опасности. Тот, кто никогда не думал ни о ком, кроме себя, говорит о справедливости. Как будто он никогда не завидовал мне и всем остальным, у кого было больше магических способностей. Как будто ему не нравится, что теперь все преклоняются перед ним.

Я поднимаюсь на ноги, но во мне не осталось ни капли смирения. Я провожу лезвием по своей ладони и сжимаю его в кулак, покрывая нож своей кровью.

Так и быть, я лишу себя магии, но таким образом, чтобы он не смог меня контролировать. С меня довольно. Этот мужчина – всего лишь трус, который пытается оправдать свое желание быть значительным. Быть могущественным. Кому-то пора поставить этого маленького человека на место.

Я впиваюсь в свою собственную душу, истерзанную, избитую и порванную в клочья. Это дается мне так же просто, как дыхание. Но я вырываю из нее не магию проклятий, а магию души.

Като выжидающе протягивает руку, но вместо того, чтобы отдать ему проклятый нож, я вонзаю клинок ему в ладонь.

Он отшатывается назад с таким изумленным лицом, что становится ясно: он не ожидал, что я могу причинить ему вред. Но он уже не тот мальчик, которого я когда-то знала, а я – не та девочка.

Кровь, покрывающая мою ладонь, смешивается с его кровью, и я шлепаю его по лбу.

Я практически не понимаю, что делаю. Мое тело на три шага опережает разум, подчиняясь яростному импульсу. Сила и жар амулетов, обернутых вокруг моего запястья, побуждают меня к действию.

– Ты забудешь мое имя, – рычу я, прижимая его к земле. Като брыкается и пытается сбросить меня, но каким-то образом мне удается его удержать. Мое тело сотрясается в конвульсиях. Может быть, от ярости. Может быть, от страха. – Ты забудешь мое лицо, и ты забудешь, что кто-то когда-либо тебя любил. Пусть эта магия станет таким же ненасытным зверем, как ты. Пусть она навеки проклянет твой род, о, всемогущий король, – я с ненавистью выплевываю последнее слово. – Как только ты причинишь вред другому существу – эта магия сожрет тебя изнутри. Пусть ее единственной целю станет уничтожение твоей души. Если ты хоть на мгновение ослабишь бдительность – она поглотит тебя целиком. Като Монтара, я надеюсь, что она уничтожит тебя.

Я ударяю Като головой о землю, и его глаза стекленеют. Когда мой разум проясняется, я падаю с него, дрожа так сильно, что даже не могу подняться на ноги. Мое дыхание становится резким и отчаянным, и по моему телу растекается обжигающий холод. Он поглощает меня целиком, но я могу лишь смеяться.

Я никогда не думала, что можно проклясть человека напрямую, но порочная сила, заключенная в кожаных браслетах, сделала это реальным.

Я смеюсь и смеюсь, пока глаза Като белеют, а тело содрогается в конвульсиях: проклятие проникает в него, впитываясь в его кровь.

Он всего лишь злой маленький мальчик, который разрушил бесчисленное количество жизней из-за своей зависти. И теперь он наконец-то за это заплатит.