Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

Я чувствовала, как глаза защипало, когда до меня наконец дошло то, что сказал Ли. Еще мгновение я могла думать только: «Ну уж нет! Нет, я не хочу этого и не могу это сделать».

Но потом я вспомнила, что именно этого я хотела. И что я справлялась с этим. И Ли в этом нуждался. А потом я посмотрела мимо него на присутствующих, чтобы узнать, не возражал ли кто-то из них. У меня кружилась голова, и я понимала, что никто не возражал. Вместо этого, впервые с тех пор, как Ли приземлился на Крепость, лицо Атрея выглядело удивленным. Его рука, казалось, машинально поднялась ко рту, чтобы прикрыть его, когда он задумался о том, о чем только можно было задуматься после того, как Ли отрекся от звания. Затем Ли повернулся ко мне.

– Антигона, ты примешь звание Первой Наездницы и командующей флотом?

Взгляды членов корпуса, Атрея, Миранды Хейн и генерала Холмса были направлены на меня, а я смотрела только на Ли. Его покрытые кровью и пеплом серые глаза сверкали, Ли стоял прямо, а его волосы колыхал проносящийся над Крепостью ветер. Это был настоящий сын дракона.

Он ждал моего ответа, хотя это решение стоило ему всего, что только у него было. Мое горло сжалось, и я кивнула. Затем я заставила себя ответить громко, перебивая шум ветра:

– Да, я приму его.

Ли подошел ближе, взял медаль из моих рук и снова закрепил ее на моем плече. Когда он коснулся моей формы и его пальцы закрепили булавку на моей груди, я почувствовала свое учащенное дыхание и смотрела на него, когда мы вместе проходили через это. Несколько ударов сердца перенесли нас от одного порядка к другому. Медаль снова оказалась на моем плече, а Ли сделал шаг назад, прежде чем низко мне поклониться. Хотя его голос казался напряженным, он звучал твердо:

– Я приветствую тебя как своего командира и предлагаю тебе свою службу в качестве Альтернуса.

После Революции солдат продолжил жить тихой жизнью, вышел в отставку после военной службы и стал незаметным лицом в своем меняющемся городе. Он никогда никому не скажет о том, что когда-то он ослушался приказа своего командующего. Тогда он увел мальчика в коридор, и они пошли дальше. Возвращаясь к этому моменту, он часто пытался убедить себя в том, что это был правильный выбор. Этот выбор, правильным он был или нет, был определяющим.

Правда была в том, что он совсем не видел никакого выбора: он просто посмотрел на мальчика и увидел в нем не сына Повелителя драконов, а обычного ребенка.

Он залечил его раны, а затем отвел его в приют, подарив ему новое имя: Ли.

Спустившись на землю, я проводила Ли в лазарет и убедилась в том, что ему дали отдельную комнату. Он ничего у меня не спрашивал, но и не подтверждал мой выбор: казалось, с тех пор, как он спустился на Крепость, он перешел критическую точку и не мог говорить. Он молчал, когда медсестра обрабатывала его раны, пока я смывала с себя пепел и драконью кровь, в которой испачкалась, в тазике на другой стороне комнаты. Только после того как медсестра ушла и дверь за ней закрылась, я обняла его, и он наконец произнес:

– Атрей спрашивал, но я не могу… Нам надо вернуть тело.

– Я лично удостоверюсь в этом.

Но он не слышал меня, потому что понял, что сказал слово «тело», и этого было достаточно, чтобы он снова потерялся в собственных мыслях. Когда я обняла его крепче, мое сердце заболело от звуков страдания, которые он издавал, а другая часть меня, та самая, которая проснулась тогда, когда он закрепил медаль командующего флотом на моем плече, оставалась спокойной, как вода, и твердой, как сталь. Эта часть твердила только:

«Ты в безопасности».

Я держала его в объятиях, а потом, казалось, он израсходовал свои силы: я помогла ему выпить снотворное, которое медсестра оставила нам.

– Тебе нужно поспать. Я вернусь, когда ты проснешься.

Вернувшись в Обитель, я встретила Пауэра, бездельничающего на покрытом листвой дворе. Зимний воздух ерошил его волосы.

– Командующая, – сказал он, и, несмотря на то что его тон звучал сардонически, как и всегда, я услышала в нем что-то похожее на удовлетворенность.

Ну хоть одному человеку нравилось мое повышение.

Он улыбнулся, приветствовал меня с характерной напыщенностью и оставил меня одну среди этих листьев.

Я еще некоторое время стояла в кабинете командующего флотом, думая о том, что этот кабинет стал моим. Потом я села и начала рассматривать список встреч, которые мне нужно было посетить вдобавок к уже стоявшим в расписании. Я должна была встретиться с Холмсом, чтобы обсудить вопрос возврата тела Джулии Грозовой Бич на Новый Питос; а еще встретиться с Мирандой Хейн и обсудить с ней программу пропаганды, которую нужно распространить, чтобы обеспечить безопасное возвращение Ли в корпус. Но еще до всего этого я нашла сообщение от Доры Митрайдс, в котором она приглашала меня на чашку чая.

Уже второй раз за сегодня и за всю мою жизнь я летела на Яникул. Это была тихая прогулка по Дворцовым садам и извилистым улочкам к дому Доры, через буйство осенних цветов и летящих листьев, по улицам, украшенным живописными заборами, мимо обвитых плющом особняков и танцующих повозок. Швейцар Доры впустил меня в ворота, а камердинер – в дом. Меня приветствовали высокие потолки, великолепные люстры и парадная лестница, вьющаяся наверх: я осознала, что обычно боялась таких вещей. Но сегодня они не были надо мной властны.

– Антигона. Добро пожаловать. Давай выпьем чаю на веранде.

Дора Митрайдс как следует нарядилась, нанесла румяна и уложила волосы. Ее шея снова была увешана ожерельями с крупными камнями. Она провела меня через просторный дом к веранде, защищенной от ветра. Оттуда открывался вид на личный сад Доры и на город. Внизу виднелись концентрические стены внутренних покоев и самого Дворца, арена, склоняющаяся над извилистой рекой Фер, которая окружала Дворцовые сады и нижнюю часть Яникула. Реку пересекал Хаймаркет, шумный и яркий; Чипсайд и Саутсайд, с низкими и грязными зданиями, а в отдалении от них находился Фабричный район, мрачный и задымленный. За ним лежали низменные равнины, простирающиеся навстречу морю и голубому небу.

– Сливки или сахар?

Мы сидели за стеклянным столом, перед нами стоял фарфор, такой тонкий, что сквозь него проникали солнечные лучи. Воздух был уже достаточно прохладным, и Дора завернулась в шаль; кожа, из которой была сделана моя форма, поддерживала температуру моего тела. Дора говорила на драконьем языке, и, как я чувствовала, наступило время, когда стало важно, на каком языке я отвечу. Поэтому, осторожно обращаясь с каждым словом, я тоже ответила на драконьем:

– Ни то ни другое, спасибо.