Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

Холода, исходящего из открытых окон солнечной комнаты и впускающего внутрь ранний осенний бриз предрассветного света, вдруг стало достаточно для того, чтобы заставить меня задрожать, когда я взглянула на Пауэра. Он уже не отдыхал, вместо этого он схватился за обе ручки кресла и наклонился вперед. Когда небо снаружи стало еще светлее, черты его лица было проще разглядеть.

– Неужели я единственный, кто слушал его на уроках? Он человек, разделавшийся со всеми членами семьи драконорожденных до последнего мужчины, женщины и ребенка, включая тех, кто был его другом. Он погрузился в цивилизацию литературы, которую любил, и сейчас уничтожает ее, не позволяя ее ценностям разрушить его город. Атрей не следует своему сердцу. Он действует вопреки ему.

Самый важный протест, парадокс, который заставлял всю эту систему работать, слетел с моих губ:

– Однажды он спас жизнь Ли…

Пауэр щелкнул пальцами и наклонился еще ближе ко мне:

– По словам Ли. Которому было в это время около восьми, он наверняка не знал каллийского и был в шоке.

Он пожал плечами:

– Сама задай себе этот вопрос. Неужели мужчина, который руководил проектом полного истребления людей, действительно смог бы изменить свой курс лишь из-за того, что какой-то крысиный драконорожденный спустя десять лет заявил о том, что поддерживает его? Возможно. Или же он собирается использовать его в своих целях, а затем выбросить, как остальных? Тихо… безо всякой суеты. Подальше от тех, чья совесть болит.

Я услышала, как дрожал мой голос:

– Весь смысл системы Атрея состоит в том, что любой человек достоин лучшего.

Смех Пауэра эхом отразился от стеклянных стен пустой комнаты.

– Может быть, когда-нибудь, – ответил он. – Но сейчас я уверен, что смысл в том, что некоторые люди уже не могут быть этого достойны.

И он еще раз кивнул в сторону письма, которое я держала в руках.

– Твой ход, командующая.

Джулия управляла своим грозовым бичом так, как драконы летали на состязаниях в моем детстве. Так, как именно грозовые бичи должны были летать.

«Смогу ли я это сделать?»

Потому что решать это, стоя на земле, – это одно; совершенно другое – скомандовать своему дракону извергнуть огонь. Искрящийся, несокрушимый огонь.

Я знал, что нужно делать. Я вспоминал, каково мне было месяц назад, когда я наконец победил Энни в финальном турнире; это извержение насилия, пришедшее с огнем Пэллора, чувство господства, от мрачности которого мне становилось плохо. Такое ощущение, что я всю свою жизнь этому сопротивлялся. Но теперь, когда я знал, что это было необходимо, я не мог заставить себя поддаться.

Но Джулия могла, и именно она сделала это первой.

Я почувствовал, как вспышка пронзила левый рукав моего огнеупорного костюма, ощутил, как горит моя кожа, и на мгновение – хоть мы и не играли по правилам турнира, не делали друг другу одолжений и не давали возможности передохнуть – мы оба застыли в воздухе. Я чувствовал ожог, жгучий жар извергнутого огня на моей руке. Поскольку от боли у меня закружилась голова, я инстинктивно нащупывал клапаны с охлаждающей жидкостью, а затем поднял голову, чтобы посмотреть на Джулию. Наши лица были скрыты забралами, и поэтому я не мог распознать ее выражения лица, как и она – моего. Но, когда мы посмотрели друг на друга, а каньон замер и его эхо стихло, я был уверен в том, что мы оба приняли одно и то же решение.

Для нас не было пути назад. Все закончится так или иначе.

Я направил Пэллора вперед, и в этот раз, охваченный решимостью, я перестал сдерживаться.

На некоторое время после этого мир вокруг меня превратился в искры драконьего огня, дым и боль. Все было именно так, как мы представляли себе дуэли на драконах. Правда, мы не думали, что эта дуэль будет сопровождаться едва различимым чувством ужаса, которое вместе с обжигающими ожогами распространялось по моему телу и ощущалось как физическая боль.

Джулия забыла о защите один, два, три раза, но этого времени было недостаточно для смертельного удара, и, так как я намерен был нанести его однократно, а не мучить ее, я упустил эти возможности.

«Я хочу быть Первым Наездником, ты всегда Первый Наездник, позволь мне тоже побыть им хоть разок!»

Хоть никто из нас не говорил, хотя вокруг нас, за исключением ветра каньона и треска пламени, не было никаких звуков, я слышал ее, слышал нас и давно забытые потоки воспоминаний. Из Дворцовых садов, тогда они еще были нашими.

«А что, если я Король Рада из бассилеанцев? Тогда мы вместе могли бы быть Первыми Наездниками!»

Она потеряла равновесие, и этого хватило, чтобы открыться, и, несмотря на затуманенный взгляд, мы с Пэллором одновременно это заметили.

Смертельный удар.

Кажется, мое сердце разбилось.

«Сражаться друг с другом?»

Воздух сотрясся от одного звука: моего собственного отчаянного крика, когда Пэллор извергнул огонь. Мне казалось, будто я и сам загорелся изнутри, как Пэллор.

Он, изогнувшись, сделал вдох, и пламя вырвалось наружу.

Наступил момент идеальной тишины, когда огонь, перекрывший мне вид, ослепил меня, и ущелье на мгновение стало идеально спокойным. А потом тишина прервалась. Нечеловеческий, душераздирающий плач поднялся в воздух, неземной и инопланетный, наполненный невыносимой скорбью. Несмотря на то что я только в книжках читал о таком звуке, я сразу все понял. Это был звук, который издает дракон, когда чувствует, что связь с его всадником прервалась единственным способом, которым она могла прерваться.

У меня перехватило дыхание. Пэллор пришел в себя раньше, чем я, и понес нас вперед, снова извергая огонь, чтобы закончить начатое. Скорбящий грозовой бич не сопротивлялся. Будто для него больше не было смысла сопротивляться.

«В то же время завтра?»

«Я постараюсь. Жди меня, Лео».

После разговора с Пауэром я решила всех разбудить. Когда они оделись в форму, мы собрались в комнате для переговоров, где было все еще достаточно темно для того, чтобы канделябры были главным источником света. Но птицы уже пели, а рассвет приближался.

– Согласны ли вы с тем, – спросила я, когда все собрались, – что, когда Ли завершит задание, данное ему Атреем, он вернет ваше доверие как житель Каллиполиса и ваш лидер?

Стражники, разошедшиеся по комнате, испуганно переглядывались. Кроме Пауэра, который стоял сзади со скрещенными на груди руками и странной кривой ухмылкой на лице. Он просто наблюдал за моим обращением к членам корпуса.

– Энни, скорее мы не думаем…

Я прервала реплику Макса.

– Чисто теоретически. Если он это сделает.

– Конечно, – ответила Дейдра.

Остальные закивали.

– Хорошо. Тогда начинайте одеваться. Он должен вернуться в Крепость через час. Во внутренних покоях нас ждут в качестве свидетелей.