Ровенна Миллер - Швея-чародейка [litres]

Я содрогалась от капель дождя, которые пробирались мне за шиворот. Мне не хотелось превращаться в создательницу проклятий, к чему меня принуждали. Но я должна была спасти моего брата. Мне не оставили выбора.

Что я еще могла сделать? Позволить убить Кристоса, чтобы отстоять свои принципы? Удерживать запертой темную магию, которая питала проклятия? Увы, я не могла вернуться к прежнему. Возможно, кто-то другой смог бы выбрать непонятное мне моральное правило и отвергнуть брата. Но для меня Кристос был единственным, превыше всего остального.

Может быть, рассказать кому-то еще? С самого начала Пьорд предупредил: никому ни слова. Да, я не могла искать брата без долгого отсутствия в ателье. Но, отказавшись от этого, я вызвала бы ненужные подозрения. Казалось, что Пьорд не учел один важный аспект – возможно, некоторые могли незаметно исчезнуть с улиц города, но только не Кристос. Его знали слишком много людей. Я посмотрела на гавань. Мрачные тучи запутались в высоких мачтах кораблей. Белые паруса, поднятые и уложенные как подрезанные птичьи крылья, блестели в лунном свете.

Паруса. Ну конечно! Импульсивный Кристос всегда искал работу. Он мог наняться на корабль и уплыть. Почему он никому не рассказал о своем желании? Позже я подумаю над этим вопросом. Почему он уплыл во время расцвета рабочего движения, которым руководил? Еще одна течь. Пьорд оставил мне обтрепанный конец, который я не могла аккуратно подшить. Но судно уже в океане и не способно выйти на связь. Это объяснит его отсутствие. А мне оставалось только молиться о глупости других людей.

И разбить сердце Пенни. Я вздохнула. Завтрашний день не собирался быть легким.

Пока свеча горела в ночи, я придумывала и перепроверяла историю. На следующее утро головная боль намекнула мне, что сна определенно не хватило. Я торопливо пошла в ателье, чтобы закончить шапку с чарой любви и нарезать шелк для другого заказа. Физический труд, казалось, успокаивал и позволял игнорировать приближавшуюся встречу с Пьордом. Шелк и рыжая тафта шелестели под моими руками. Мне уже виделось, как заказанный жакет принимал свою форму. Я шпиговала его булавками и сметывала, подгоняя под фигуру клиентки.

Алиса ввалилась в магазин, стряхивая капли дождя с подола юбок.

– Пенни не придет, – сказала она кратко. – Бедняжка плакала весь вечер после того, как вы ушли. Она заявила, что весь сегодняшний день будет искать Кристоса. Еще добавила, что вы можете урезать ей зарплату.

– Хорошо, спасибо.

Я чувствовала одновременно облегчение и вину, хотя по-прежнему фабриковала новости о Кристосе. Пересматривая дневную работу, чтобы подстроиться под отсутствие Пенни, я знала, что не стану урезать ее плату несмотря на финансовую напряженность в нашем магазине.

Все утро мы с Алисой работали в дружеском молчании, разрезая, прикалывая, сшивая и завершая многое из того, что нужно было сделать. За несколько прошлых дней накопилось много мелочовки. Я вновь взялась за розовое платье леди Виолы, местами подрабатывая лекала и вырезая фрагменты материи. Мне следовало наметать и подогнать его, затем начать работу с шелком. Я вытащила кремово-белый рулон из своих закромов. Он казался идеальным для подкладки.

– Кто-то хочет вас видеть, – сказала Алиса, заглянув в подсобку из главного зала магазина.

Мой живот подвело – только бы не Пьорд. Мне не хотелось видеться с ним. Я вышла из-за занавески, которой мы закрывали заднюю часть ателье, с ужасным выражением на лице. Вместо профессора меня ожидала Эмми. Холодный зимнийй дождь капал с ее шерстяного плаща.

– Плохое время для визита? – спросила она, реагируя на мою гримасу.

– Нет, конечно, нет, – с приветливой улыбкой выдавила я из себя. – Мне хочется, чтобы наше соглашение принесло обоюдную пользу

Я приняла ее влажный плащ.

– Скажи, ты надеешься заработать немного денег или научиться торговле?

Эмми помолчала. Я поняла, что по пеллианским стандартам вела себя слишком резко с ней. Галатианцы прямо говорили о бизнесе, и хотя Эмми больше привыкла к галатианской культуре, чем мои многие пеллианские знакомые, деловые стандарты, вероятно, являлись слишком новыми для нее. Прежде чем я извинилась, она пришла в себя.

– Я солгала бы, если бы не признала, что мне нужны деньги.

Она подняла подбородок, демонстрируя один из общих факторов галатианской и пеллианской культур – гордость от собственной самодостаточности.

– Но мне хотелось бы получить рабочие навыки, которые я могу потом использовать. Не только подметать полы.

Последнюю фразу она вставила в спешке. Ее голос стал более высоким, и румянец поднялся к щекам. Я поняла, какой сильной была ее просьба.

– В таком случае предлагаю двойную систему. Я не могу оплачивать тебе учебу. – Я давно уже все подсчитала. – Но я могу платить за работу в ателье – как помощнице низкого ранга – за каждые полдня, которые ты отработаешь. Алиса, Пенни и я будем тратить час на твое обучение.

Это было очень щедрое предложение. Помощницы часто работали бесплатно в обмен на опыт. Эмми знала правила.

Она усмехнулась.

– Я рада, что принята. А сколько дней мне дадут? И какова оплата?

Я засмеялась. У меня уже была готова схема с расчетом времени на работу и обучение. Я велела Алисе показать Эмми мастерскую, а затем послала ее сортировать остатки тканей и подметать подсобку. На моем лице появилась слабая удовлетворенная улыбка.

Тени удлинились, и мертвенная серость раннего зимнего вечера опустилась на город. Эмми и Алиса ушли. Я убрала оборудование, разложила на полках рулоны и сложила катушки с нитками. Мне предстояло встретиться с Пьордом и познакомиться с Государственным архивом.

Меня никогда не влекло это массивное темно-серое здание, украшенное орнаментом и злобно оскаленными горгульями. Я читала юмористические статьи и поэмы в дешевых газетах и, конечно же, «Журнал стиля», который ежеквартально появлялся в ателье. Мысль о пыльных томах, густо пересыпанных текстом с курсивом, заставляла болеть мою голову. Там не было для меня ничего толкового.

Я шагнула внутрь. Тяжелая дверь с железной филигранью издала протяжный горловой стон. Вокруг меня поднимались три этажа балконов. Каждый был расчерчен полками. Пещерообразный вестибюль в центре здания наполнялся эхом звуков от дюжины нарочито тихих людей – кашлем, вздохами, скрипом подошв, стуком ног о каменные полы, шелестом ветхих страниц.

Высокие окна освещали здание дневным светом, но теперь, когда солнце скрылось в волнах гавани, помещение наполнялось тенями. Они тянулись через длинные полированные деревянные столы и сгребали своими пальцами книги, которые несколько занимавшихся людей пытались читать. Я была единственной персоной, вошедшей в здание, – остальные уже выходили.