Ровенна Миллер - Швея-чародейка [litres]

– Предупредить меня?

– Вы теперь связаны с нами, – произнесла она с милой улыбкой. – Превратились в часть нашего маленького круга. Похоже, революционеры решили, что вычеркнут дворян из многих своих планов. Кровопролитие обязательно распространится на тех, кто, по их мнению, симпатизирует нам.

Виола надела новое платье. Я вздрогнула при ее словах, раньше мне это не приходило в голову. Кристос никогда не участвовал в открытом насилии. Он заботился о людях, которых вел к революции. Он действительно хотел лучшего для простых жителей своей страны. Кристос не желал гражданской войны или бойни мирного населения. Идеализм ослеплял его. Он не видел жестокой истины, не понимал, что война будет неизбежна, если кто-то решит воплотить в жизнь его предполагаемые изменения.

А Пьорд Венко понимал это. Он знал правду и управлял разношерстной Лигой, ведя ее к революции. Холод такого вывода покрывал меня изморозью до самых костей. Я не могла запретить Пьорду наносить кому-то вред. Он ранил Алису и убил невинного посыльного. Я думала, что как только проклятие будет создано – как только черная магия выйдет из моего ателье, – ничто не будет связывать меня со схемами профессора. Но нет! Пока от них не освободится вся страна, я не буду чувствовать себя в покое.

Виола хотела предупредить меня. За такую доброту она заслуживала трепки. Не предупреждай меня. Не волнуйся обо мне. Я сама ответственна за эту ситуацию. Здесь есть доля моей вины, хотела закричать я.

– Идеально подходит, – сказала она, поворачиваясь перед зеркалом. – И какое оно красивое!

Да, платье было таким: изящные линии и идеальные стежки. Перед поражал своей геометрией, треугольная вставка кремового шелка немного разбавляла розовый цвет, что безраздельно царил на пышных юбках. Я добавила под ними пару петель и шнурков, чтобы можно было изменять дизайн и создавать женский аналог мужского наряда. Никто в городе не делал ничего подобного.

– Вряд ли теперь это так важно, – прошептала я.

– И никогда таковым не являлось, – пожимая плечами, ответила Виола.

Леди Сноумонт поправила свою прическу и повернулась на красивом пуфе, который служил ей опорой, пока она одевалась.

– Вот сейчас мы готовы к переменам в наших жизнях. Вы будете у меня в конце недели? На музыкальном вечере?

– Да, если можно, я приду.

У меня была назначена встреча с Нией. Или мне следовало отказаться? Я не хотела видеть Теодора. Мне вспомнилось смущение на его лице, когда я убегала из оранжереи. Это заставило меня поморщиться. После того случая он не общался со мной, и его бездействие оставило во мне пустоту. Возможно, мне стоило бы отойти в сторону.

– Хорошо, что революция еще не началась. Я по-прежнему могу делать пунш – самый лучший в Галатии.

Несколько следующих дней прошли в рутине. Обычные заказы оказались временно забыты. Платье Аннетт продвигалось медленно и с большими проблемами. У придворного платья мадам Плини остались несущественные мелочи, но, желая выполнить заказ Аннетт, я вычеркнула его из приоритетного списка. Мадам Плини могла забрать свою вещь только весной. Пенни и Алиса крутились возле платья принцессы куда чаще, чем рядом с одеждой средневозрастной графини. Я позволяла им беззаветно украшать небесно-синий шелк Аннетт, Пенни проявляла себя в прекрасном шитье, а Алиса помогала ей разогревать утюги, закалывать и плиссировать оборки.

Эмми работала не покладая рук. Она тихо осваивала нужные навыки. Пеллианская девушка неплохо показала себя в подшивании, и это позволяло мне надеяться, что она быстро научится остальным элементам нашего мастерства. Однако при текущей суете я не имела времени наставлять ее так, как мне хотелось бы.

– Ты чему-нибудь учишься? – спросила я, пока Пенни соединяла два куска шелка для юбки к платью Аннетт.

– Да! – с улыбкой ответила Эмми. – Вы так много показываете. Прошу вас, не считайте меня проблемой.

– Проблемой?

– Вечно стою на пути у других, зависаю на мелочах, выхожу в главный зал, когда там клиенты.

Я почувствовала раздражение.

– Кто тебе сказал, чтобы ты не заходила в главный зал?

– Алиса… Она говорит, что будет лучше, если я… – Улыбка Эмми угасла. – Что я не помощница, и клиентам не нужно видеть меня.

– Понимаю, – бесстрастно ответила я.

Мне было известно, что Алиса имела в виду. В правилах галатианских магазинов эта линия поведения являлась всеобщей. Эмми демонстрировала собой идеальный портрет неадаптированной пеллианской девушки. Она носила платок поверх шапки; ее одежда – пусть и не истинно пеллианская – была сделана из несовпадающих по цвету хлопчатобумажных тканей, столь любимых многими пеллианцами. Они были практичными, но не модными. Да и стиль устарел.

Будучи поглощена работой, я не учла этого. Пеллианка или нет, Эмми не была ходячей рекламой для хорошо одетых дам. Она во многом уступала Алисе и Пенни.

– Вот что мне пришло в голову, – подумав, сказала я. – Тебе нужно научиться готовить выкройки и драпировать одежду. Мы начнем с создания простого плиссированного жакета с рукавами в три четверти. Ты будешь носить его здесь.

Глаза Эмми расширились.

– Спасибо, госпожа. А я, в свою очередь, перестану носить свой платок.

Она покраснела.

Я подумала над ее решением. Было бы нечестно говорить ей, что это не важно. Хлопчатобумажная ткань, подвязанная под ее юбкой, отмечала Эмму как пеллианку. А она работала в модном ателье – что на галатианском языке коммерции означало очень многое. Наши клиенты определяли вид культурной некомпетенции даже по пеллианскому платку, по яркому хлопку, по волосам, заплетенным в косы вместо высоких пучков, гребенчатых валов или заколотых кудрей. Я не понимала этого – не потому, что выглядела иначе, чем Эмми, но потому, что чувствовала себя галатианкой. Даже в манере завивать свои волосы.

– Я не говорю, что тебе носить, а что нет. Это не мое дело, Эмми. Но многие магазины настаивают на стандартном образе для своих сотрудниц.

Она глубокомысленно кивнула. В этот момент черта между пеллианским кварталом и галатианским торговым районом была четко обозначена. Интересно, как долго эта граница будет важна, подумала я. Особенно перед лицом революции?

Я получила из дворца подтверждение о прибытии белья. Во мне поселилось недоброе чувство. Пьорд заменил его обычными незачарованными предметами, от которых не было никакой пользы. Как он узнал? Профессор сказал, что имеет в своем услужении какую-то чародейку, способную проверить мою работу. Она видела чары и проклятия, и я знала, что это было правдой – любая понимающая женщина из пеллианского квартала могла определить тип магии. А если это была чародейка, с которой я знакома? Информация, которую мне никогда не узнать. Кто за несколько монет не посмотрит на одежду? Какая чародейка не увидит, имеется ли искрящаяся магия между нитей? Особенно теперь – с налогами на рынках, которые стали выше, чем должно. А зима уже катилась по городу.