Марк Лахлан - Оборотень. Новая жизнь [litres]

Кроу открыл глаза. Он находился в гостиной, отделанной в викторианском стиле: деревянные панели, массивная мавританская лампа с бронзовой решеткой, с потолка свисают подвески из стразов, отбрасывая тени на стены и расцвечивая их размытыми сине-красными бликами. Кроу лежал на импровизированной кровати, укрытый пледом. В комнате горел открытый огонь, а на небольшом столике возле глубоких мягких кресел поблескивал в хрустальном графине бренди.

Взгляд Кроу натолкнулся на девушку лет восемнадцати, с каштановыми вьющимися волосами, в мужской рубашке и изящных брюках с высокой талией.

– Он очнулся, дядюшка. Принесу ему немного говяжьего бульона, – сказала девушка.

– Погоди минутку, дорогая. Думаю, твое присутствие сейчас будет очень кстати. – Это был голос Харбрада. По-видимому, он был цел и невредим.

Разумеется, он был прав, справедливо предположив, что Кроу, который серьезно относился к правилам рыцарской эпохи и был свидетелем того, как она эволюционировала в эпоху джентльменов, не убьет его в присутствии дамы. Кроу часто заморгал, чтобы преодолеть головокружение, и наконец сфокусировал взгляд. Во рту у него был вкус дыма и пепла; казалось, он не ел несколько дней. Это был еще не тот непреодолимый волчий голод, хотя уже чем-то напоминал его, – просто обычный человеческий аппетит, обострившийся за трое суток без еды.

В сердце Кроу закралась тревога. Рассказал ли Харбард этой девушке его тайну? И если да, то что тогда делать?

– Леди, у вас подол загорелся, – сказал Кроу на древнем языке предков.

Девушка никак на это не отреагировала, лишь вопросительно взглянула на дядю. Харбард улыбнулся.

– Это моя племянница Элеонора, – произнес он по-английски. – Она больше увлекается танцами, чем науками.

– Как и положено любой нормальной девушке, – вставила Элеонора.

Дядюшка поддразнивал ее, но она не выказывала никаких признаков раздражения, и Кроу подумал, что она, видимо, унаследовала дерзкую отвагу Харбарда. «В речи девушки угадывается легкий американский акцент», – сказал себе Кроу и не ошибся. Когда началась война, она училась в школе в Англии и ее мать – совершенно в духе аристократов – не нашла серьезных оснований для того, чтобы прервать учебу. Ведь это было бы все равно что сдаться. Элеонора посещала школу в сельской местности, и бомбардировки ей не грозили, а возвращение в Штаты было опасным; к тому же ни одна уважающая себя леди не захочет, чтобы собственная дочь путалась у нее под ногами, мешая ей вести светскую жизнь.

– Где я?

– К востоку от Ковентри, в Кумб Эбби, в резиденции военной разведки.

– Что со мной случилось? – спросил Кроу – снова на древнескандинавском.

– К этому мы еще вернемся, – ответил ему Харбард на том же языке. – А теперь могу я отпустить это бедное дитя? Вы дадите мне слово, что не станете нападать на меня и не сбежите? Через день вы сможете свободно уйти, обещаю.

Кроу посмотрел на девушку, а потом на графин с бренди, который в отблесках огня напоминал своим насыщенным цветом янтарь.

– Обещаю, – ответил Эндамон.

– Думаю, тебе уже пора, Элеонора. Профессор сможет выпить бульон и позже.

Девушка вышла из комнаты, и Кроу огляделся по сторонам. В сумерках, сгущающихся за окном, он заметил солдата, стоявшего на часах. Так он все-таки в плену?

Харбард перехватил взгляд Кроу и догадался, о чем тот думает.

– Часовой караулит не вас, – пояснил он. – Это, как я уже говорил, резиденция военной разведки, и они любезно согласились предоставить мне несколько комнат. Из соображений секретности, полагаю. – Харбард задернул тяжелые красные шторы.

«Так что же все-таки со мной произошло?» – спросил себя Кроу. Ощущения были такие же, как тогда в Лондоне, когда он упал со стула в своем кабинете. Правда, не столь болезненные, потому что на этот раз он просто отключился, однако, без сомненья, все было очень похоже на лондонское происшествие. Впрочем, здесь, по-видимому, имелось более простое объяснение. Перед тем как Кроу напал на Харбарда, тот дал ему какую-то еду, и можно предположить, что она была отравлена. Яды и наркотики действовали на Кроу очень быстро – за что он и был благодарен алкоголю. Профессор пощупал спину. Похоже, в нее ударила пуля, оставив отметину, напоминавшую о себе легким зудом. Кроу давно не был в бою, и ему было интересно, действительно ли он неуязвим и для современного оружия? Профессору хотелось выпить, но Харбард, казалось, не собирался предлагать ему ничего подобного.

– Вы добавили транквилизатор в еду, которой меня угощали?

– Нет.

– Тогда что же остановило меня у ворот лагеря?

– Понятия не имею. К тому времени, когда я пришел в себя после вашего нападения, вас уже несли обратно на носилках.

Кроу кивнул. За каких-то два месяца он получил уже два удара – он не мог припомнить, чтобы за последние пять сотен лет с ним случалось что-либо подобное. Его не покидало странное чувство: что бы ни было причиной этого, находилось оно где-то неподалеку от Ковентри. Могло бы показаться чудом, что человек пострадал от невидимой руки, сидя за рабочим столом или находясь на открытом воздухе. С другой стороны, а не было ли чудом то, что Харбард вдруг ни с того ни с сего заговорил на древнескандинавском языке?

– Вы назвали титул, которого я не слышал уже очень-очень давно, – заметил Кроу.

Харбард издал тихий смешок, который, по мнению Кроу, больше подошел бы его племяннице.

– Старший егермейстер? Главный специалист по охоте на волков при французских королях. Полагаю, примерно в 1764 году под Жеводаном имела место небольшая проблема. По-моему, того охотника звали месье Антуан, и долгое время я думал, что это были вы. У него, как и у вас, был изысканный вкус. Но вы тогда звались месье Шастель, не так ли? Отшельник. На вас это не похоже, Кроуфорд. Может быть, вы пытались тогда на некоторое время залечь на дно? Или решили попробовать что-то новенькое?

Кроу смотрел в стену. Он сжал пальцы, провел языком по верхнему нёбу, сунул большой палец за пояс. Кроу снова чувствовал себя человеком. Никаких позывов к трансформации больше не наблюдалось. Как будто удар в спину был нанесен волку внутри него, а не его физическому телу. Прежде такое случалось всего однажды: в 1764 году, в провинции Жеводан, где Кроу, как, опять-таки, верно догадался Харбард, попробовал нечто новое – а именно снять проклятье, отдававшее его во власть волка. Для этого нужно было принести жертвы и предпринять еще кое-какие шаги. Однако это не сработало. Все, чего Кроу тогда удалось достичь, – это странное ускорение процесса превращения и такая же странная быстрая ремиссия. Не как в фильмах, конечно, но не дольше нескольких недель. Результаты оказались довольно скромными, но на то, чтобы их закрепить, понадобилось три года. Три года и сотня трупов.