Марк Лахлан - Оборотень. Новая жизнь [litres]

– Я тоже не верю, но это и не обязательно. Однако мы до последнего времени финансировали этот проект, а профессор Харбард уже доказал, что представляет для нас большую ценность. До сих пор мы не продвинулись ни на шаг, и если мы больше ничего не предпримем, то возвращение в исходную точку будет, так сказать, не более безрадостным, чем продолжение программы. Кроме того, есть еще одна важная причина, чтобы рассмотреть пожелания этого человека. Он меня пугает. У нас в Англии и своих психов хоть отбавляй. Мысль о том, чтобы забросить одного из них во Францию, кажется мне по-своему привлекательной. Пусть теперь за него переживают местные боши. Таким образом, моя проблема становится проблемой тамошних джерри – как по мне, звучит замечательно.

– Профессор Кроу может все испортить, – возразил человек из МИ-5. – Он знает ваше имя, знает, что этот специальный оборонный проект по своей сути – полный вздор. Даже информация о его существовании станет пропагандистской победой нацистов. Они обвинят нас в поклонении сатане.

– И, насколько я осведомлен, могут оказаться правы, – парировал Чейн, беря папку. – Послушайте, мне не нравится этот проект. Харбард пластом лежит на больничной койке и вряд ли оклемается. Этот же парень – чокнутый, и я очень сомневаюсь, что в качестве шпиона он произведет на немцев особое впечатление. Они, скорее всего, просто пристрелят его, и это всех устроит. Я предлагаю послать его туда, а самим вернуться к своим непосредственным обязанностям – уклонению от военной службы, саботажу и диверсиям. И все будет шито-крыто.

– Идея об уклонении от службы кажется мне довольно привлекательной, – фыркнул человек из МИ-5. – Но, знаете, я считаю это дело безнадежной чепухой.

– Вы повторяете это с утомительной регулярностью, и не могу сказать, что я с вами не согласен, – ответил Чейн. – Но, но и еще раз но. Кроу, вы сами-то уверены, что сможете найти этот камень?

Кроу кивнул.

– Вы только доставьте меня по назначению: Жеводан, Лозер, Валь-де-л’Энфер [58] Валь-де-л’Энфер ( Val de l ’ Enfer ) – дословно «Адская долина» ( фр. ). , к Адскому виадуку. Когда я увижу камень, я его узнаю.

– Надеюсь, вы не ждете, что я стану рисковать нашими связными ради человека в вашем состоянии, – сказал полковник. – Хотя, если вы потом доберетесь до города, я мог бы оставить им ваше описание и попросить, чтобы они за вами присмотрели.

– Если я найду камень, то вернусь самостоятельно, – заверил его Кроу.

Чейн оглядел профессора с ног до головы. Каждая мышца в этом теле была напряжена до предела. Полковник взглянул на наручные часы.

– Вы когда-нибудь прыгали с парашютом?

Да, Кроу прыгал с парашютом – в 1815 году, в Ковент-Гарден, где был приглашен на воздушный шар Гарнерена [59] Андре-Жак Гарнерен (1769–1823) – французский воздухоплаватель, первый в мире парашютист. . Профессор не стал уточнять, что этот прыжок состоялся в гондоле под раскрывающимся куполом, – именно так выглядели первые парашюты, – а просто кивнул головой.

– Хорошо, – сказал Чейн. – Тогда собирайте пожитки. Выезжаете через полчаса.

Глаза человека из МИ-5 округлились от удивления.

– Если это будет сделано – когда это будет сделано, – хорошо бы, чтобы все прошло быстро, – добавил Чейн, пряча папку. – Немедленно, так сказать, и все такое прочее.

Кроу судорожно сглотнул. Скоро он наконец освободится – так или иначе.

Макс просматривал камни уже две недели. За это время на месте раскопок пришлось установить дополнительную охрану, поскольку Сопротивление узнало о присутствии нацистов и они попали под краткий неприцельный обстрел из минометов. В конце концов сюда прислали десять эсэсовцев из местных подразделений, хотя нападения не возобновлялись: Макс считал, что большей частью это объяснялось решительными действиями фон Кнобельсдорфа.

Тот просто вышел из укрытия и, стоя под пулями, на виду, принялся расстреливать из пистолета рабочих, до тех пор пока огонь не прекратился. Фон Кнобельсдорф успел убить троих человек, что замедлило работы и вселило в остальных пленников смертельный ужас. В ту же ночь двое из них сбежало. На следующее утро, на рассвете, фон Кнобельсдорф застрелил четвертого рабочего – чтобы продемонстрировать, что произойдет, если побеги продолжатся. Поскольку теперь ряды работников существенно поредели, нужно было привезти сюда еще людей.

Макс бесстрастно наблюдал за казнями. Он впервые воочию видел действенность жестокости фон Кнобельсдорфа. Да, оберштурмбанфюрер застрелил четверых, но что еще ему оставалось делать? Позволить минометам пристреляться и тогда потерять четырех своих? Да и как иначе он мог бы пресечь побег заключенных? Как он должен был поступить – вежливо попросить их не делать этого? Макс почувствовал, что краснеет от этих крамольно-циничных мыслей, но быстро взял себя в руки. Это война, и нужно быть полным идиотом, чтобы пытаться изменить ее правила.

Охранник привел несчастного пленника, закованного в кандалы, и ударом ноги сбил его на землю. Фон Кнобельсдорф даже не загасил сигарету; он встал над бедолагой и убил его одиночным выстрелом в голову. Никаких внешних эффектов, никакого смакования действа. «Быстро и эффективно», – подумал Макс.

На самом деле он уже выработал в себе вкус к чужой смерти, хотя сам был пока что не готов к этому. Пистолетный выстрел в висок казался Максу хорошим способом уйти из жизни. Впрочем, автоматная очередь тоже неплохо. Все лучше, чем смерть от голода или от непосильной работы: их рабочие были измождены. Главное, что такой конец был быстрым, а не омерзительно-ужасающим, как гильотина или – что еще хуже – кресло в его лаборатории. Именно смерть от пули выбрал бы Макс для себя.

И все же с ним уже произошло нечто ужасное. Поскольку Макс сортировал влажные камни, его одежда неминуемо промокала, и, когда фон Кнобельсдорф расстреливал того человека, – pour encourager les autres [60] Для воодушевления остальных ( фр. ). , – китель Фоллера, повешенный на кол, сох у костра. Мозги, разлетевшиеся при выстреле, оставили на нем пятно.

– Что вы делаете? – возмутился Макс. – Этот китель совершенно новый!

В ответ фон Кнобельсдорф сказал с улыбкой:

– Вам следует винить в этом французов: у них каша вместо мозгов. Если бы я пристрелил немца, вы бы сами увидели, как пуля спокойно вышла бы с другой стороны черепа.

Макс подумал: «То, что я брякнул нечто столь легкомысленное, в то время как у меня на глазах убили человека, ужасно уже само по себе. Но еще хуже то, что я еще и умудрился пошутить на эту тему с фон Кнобельсдорфом». Осознав, что это означает, Фоллер содрогнулся. «Во что ты превращаешься?» – спросил он у себя, но потом решил, что поставил вопрос неправильно. Все дело в том, во что он уже превратился.