Дэниэл Кахелин - Светлая книга. Ученик паладина [litres]

Вокруг кипит битва, но я не свожу глаз с рыцаря, застывшего в тени леса.

– Еще немного, Одаренный, еще немного, – насмехается он. – Скоро мы встретимся лицом к лицу.

Я стискиваю зубы до хруста. Дорогу мне преграждает очередная Тень, но мой меч тут же окропляется человеческой кровью. Сделав еще несколько шагов, я замираю в ожидании напротив рыцаря. Острие моего меча направлено на рогатый шлем. Конь тревожно фыркает.

– Давно бы так, – замечает воин, придерживая поводья. – Не бегай ты так долго, жертв было бы куда меньше.

Он обводит взглядом пустырь, превратившийся в поле боя. Дождевые капли скользят по темным доспехам. Только сейчас я замечаю, сколько отметин на броне рыцаря.

– Я больше не бегу от тебя, – уверенно говорю я. – И тебе тоже не удастся от меня уйти.

Я внимательно слежу за оружием рыцаря. Руны на лезвии косы вдруг кажутся мне знакомыми.

– Я вызываю тебя на поединок.

Воин с сожалением качает головой.

– Иного пути нет?

– Нет.

Я принимаю боевую стойку. Рукоять меча стала такой холодной, что мне кажется, будто мои пальцы примерзли к ней.

– Решим здесь и сейчас, чья кровь прольется.

– Да будет так, – глухо произносит рыцарь, занося надо мной косу.

Я ощущаю, как взгляд под рогатым шлемом впивается в меня, и понимаю, что не успею отразить удар. В глазах темнеет, меч выпадает из рук, страх отравленной стрелой пронзает сердце.

Стремительно движущий белый силуэт прорывает морок, удар меча выбивает рогатого рыцаря из седла. Тот падает на землю, с трудом уклонившись от копыт вороного коня. Призрачный всадник бесшумно подъезжает ко мне, и я узнаю в нем Мигеля Белого.

– Наши дороги пересеклись в последний раз, – тихо произносит он. – Не забудь об огне.

Его слова уносит ветер, дух исчезает в лучах рассвета. На земле остается сидеть белый голубь. Сперва мне кажется, что у него подбито крыло; я протягиваю к нему руку, но он тут же расправляет крылья и взмывает ввысь.

– Долго ты еще будешь прятаться за спинами других? – слышу я насмешливый голос. Рогатый рыцарь стоит, опираясь о древко косы. – Не этому учил тебя твой наставник.

Я поднимаю меч с земли; рукоять привычно ложится в ладонь.

– Ты убил моего наставника. – Я направляю клинок на рыцаря. – Я поклялся, что отомщу за него.

– Вот как? – скалится рыцарь. – Ты слеп, Одаренный. Но что, если твой наставник прозрел? – Он качает головой. – Выслушай меня, Элидар…

Я со злостью бью мечом, рассекая горло рыцаря; его темная кровь окропляет доспехи. Но он лишь хрипло смеется.

– Я верно служил твоему зову, Вестник! Даруй мне последнюю милость!

Рыцарь поднимается в полный рост, письмена на лезвии косы загораются, и он начинает чертить ею круг. Темные капли крови падают на землю, каждый раз вспыхивая огнем. Вокруг стремительно сгущается тьма, поле боя исчезает в кровавом тумане. Из мрака возникают громадные крылья, мощный удар сбивает меня с ног, меч отлетает в сторону.

– Я получу кровь Одаренного! – слышу я громоподобный, древний, как мир, голос. Рядом мелькает коса. – Скоро я обрету свободу!

Я пытаюсь подняться. Земля под ногами дрожит; я осознаю, что падаю в бездну. Во тьме вспыхивают огромные глаза, поблескивают клыки, подобные мечам.

– Легенды лгут! – слышится отовсюду.

Я отпрыгиваю в сторону. Кровавое пламя ударяет в то место, где я только что стоял. Стараясь не слушать, я ищу потерянный во тьме меч.

Из мглы вновь возникает рогатый рыцарь.

– Да, Элидар… – звучит его безразличный голос. – Выходит, что и я лгал тебе.

Удар латной перчатки сбивает меня с ног, древком косы рыцарь прижимает меня к земле. Вдохнуть под этой тяжестью не получается. Я пытаюсь оттолкнуть противника, но силы неравны.

– Прости, Эл.

Я опускаю руки и в последнем усилии скрещиваю пальцы. Щелчок. Белая вспышка разгоняет тьму, превращая мир в чистый лист.

Теперь я вижу лишь Свет.

Спустя мгновение я увидел небо. Тучи уходили прочь, выплакав достаточно слез. Над горизонтом показалось солнце.

Рядом со мной лежал рогатый рыцарь. Его доспехи были разбиты, коса глубоко вонзилась в землю, знаки на лезвии погасли. Я нащупал в высокой траве свой меч и встал, отряхиваясь от пыли.

– Элидар… – послышался слабый голос.

Рыцарь еще жив. Я молча смотрю на рогатый шлем, вспоминая, сколько зла мне принес его обладатель. Острием меча сбрасываю жуткую маску – и с трудом узнаю в лице воина знакомые черты. Ноги подкашиваются, к горлу подступает ком.

– Сэр Грегор! – окликаю я его, падая на колени.

Белые глаза паладина смотрят сквозь меня.

– Прости меня, Эл, – тихо произносит мой наставник. – Я ошибался.

Так говорил его наставник. То же самое говорили и другие на протяжении многих веков – столько, сколько существует Свет.

Латы рыцаря были окутаны ярким сиянием. Всей тяжестью тела он опирался на пылающий меч. С трудом подняв голову, он медленно выпрямился в полный рост и начал пристально всматриваться в темноту мрачного коридора. Туннель казался бесконечным. Тьма – и ничего, кроме тьмы. Стараясь сохранять самообладание, паладин покрепче сжал рукоять и сделал первый шаг. Меч ярко освещал дорогу, но воину все равно было не по себе. Клочки паутины сплетались в таинственные узоры, руны на сырых стенах хранили древние секреты.

– Светлый воин отбился от стаи? – раздался едва слышный голос.

Даже опытный следопыт не смог бы понять, откуда он исходил – из темноты коридора или из недр земли, сокрытых под холодными плитами.

– Боишься темноты? – насмешливо спросил голос.

– Нет, я не страшусь Тьмы, – сурово ответил рыцарь.

– Паладины… – протянул голос. Воин продолжал идти, стараясь не слушать, однако голос становился все громче, постепенно перерастая в гул. – Подобно мотылькам, стремитесь вы к свету. Без него вы уязвимы, но от него же сгораете. – Голос рассмеялся так, что у паладина заложило уши. Хохот заполнил все пространство, срывая со стен и потолка крупные лоскуты паутины, приглушая сияние доспехов. – Ты ступил во тьму, паладин. Прими ее такой, какая она есть, ибо…

– Никогда! – резко перебил его воин.

Его манил призрачный свет вдалеке.

Голос устало вздохнул.

Паладин рванулся вперед. Он бежал изо всех сил, позабыв о тяжести металла, в который был закован. На мгновение ему показалось, что он летит.

По туннелю разнесся лязг доспехов, подхваченный эхом. Внезапно все стихло.

Паладин лежал, придавленный собственными латами, крепостью которых так гордился. Из груди торчал обагренный меч; его огонь постепенно затухал. Сердце рыцаря понемногу замедляло ход. Воин хотел в последний раз выкрикнуть свой девиз, но из его горла вырвался лишь хрип.