Рик Риордан - Тёмное пророчество [litres]

У меня пересохло во рту:

– Не наказывай ее за то, что сделал я.

Призрачные пчелы Трофония разлетелись широким облаком и яростно жужжали мне в лицо.

– Знаешь ли ты, как долго я скитался по миру смертных после того, как убил собственного брата, Аполлон? – спросил призрак. – После того, как я отрезал ему голову, с его кровью на своих руках я бродил по безлюдным местам недели, месяцы. Я молил, чтобы земля поглотила меня, покончив с моими страданиями. Но мое желание исполнилось лишь наполовину, – он обвел рукой пространство вокруг нас. – Теперь я живу во тьме, потому что я твой сын. Я вижу будущее, потому что я твой сын. А мои боль и безумие… Почему бы мне не поделиться ими с теми, кто просит моей помощи? Неужели ты сам кому-нибудь помогал просто так?

У меня подкосились ноги. Я упал на колени, оказавшись по подбородок в ледяной воде.

– Прошу тебя, Трофоний! Теперь я смертный. Требуй платы с меня, а не с нее!

– Но девчонка сама вызвалась! Она открыла мне свои самые большие страхи и сожаления.

– Нет! Нет, она не пила воду из источников. Ее разум не готов. Она погибнет!

В темной фигуре Трофония словно молнии вспыхнули картинки: Мэг в коконе лежит в муравейнике; Мэг становится между мной и Литиерсом и останавливает его клинок, скрестив свои золотые мечи; Мэг крепко держится за меня, когда мы летим на грифоне из зоопарка Индианаполиса.

– Значит, она тебе дорога, – сказал оракул. – Отдашь ли ты свою жизнь в обмен на ее?

Мне было трудно ответить на этот вопрос. Пожертвовать жизнью? В любой момент моего существования длиной в четыре тысячи лет я бы завопил в ответ: «Нет! Ты с ума сошел?! Никто не должен жертвовать своей жизнью. Жизнь ценна! Я отправился в этот квест, пытался найти и защитить от врагов древние оракулы только для того, чтобы снова стать бессмертным и чтобы мне больше никогда не приходилось размышлять над такими жуткими вопросами!»

И все же… Я вспомнил, как Эмми и Джозефина отказались от бессмертия ради друг друга. Я вспомнил, как Калипсо оставила дом, отреклась от магических сил и вечной жизни, чтобы скитаться по миру, любить и, возможно, наслаждаться чудесной жизнью школьницы в Индиане.

– Да, – ответил я. – Да, я отдам жизнь, чтобы спасти Мэг Маккаффри.

Трофоний рассмеялся – его хлюпающий злой смех был похож на колыхание змей в воде.

– Отлично! Тогда пообещай, что исполнишь мое желание. Что бы я ни попросил, ты это исполнишь.

– Т-твое желание?

Я больше не был богом. И Трофоний об этом знал. Даже если бы я мог исполнять желания, в недавнем разговоре богиня Стикс напомнила мне, как опасно давать клятвы, которые не можешь сдержать.

Но разве у меня был выбор?

– Да, – сказал я. – Клянусь. Проси что хочешь. Теперь мы договорились? Ты возьмешь меня вместо нее?

– О, ну я-то ничего не обещал взамен. – Призрак превратился в черный дым. – Я просто хотел добиться клятвы от тебя. Судьба девчонки предрешена.

Он вытянул руки, выпуская на волю миллионы темных призрачных пчел.

Когда рой окутал Мэг, она закричала от ужаса.

Я и не знал, что так быстро бегаю. По крайней мере в облике Лестера Пападопулоса.

Промчавшись через озеро, я бросился к Мэг. Я отчаянно махал руками, пытаясь отогнать пчел, но темные пятна роились вокруг нее, залетали в рот, в нос, в уши – забирались даже в слезные каналы. Как бог медицины я бы, может, и нашел это явление занимательным, если бы оно не было таким отвратительным.

– Трофоний, прекрати! – взмолился я.

– Я тут ни при чем, – ответил дух. – Твоя подруга открыла свой разум Темному оракулу. Она задала вопросы. А теперь она получает на них ответы.

– Она не задавала никаких вопросов!

– Еще как задавала. В основном о тебе, отец. Что тебя ждет? Куда тебе идти? Как ей тебе помочь? Вот что ее волнует больше всего. И ради кого она решила так страдать…

Мэг затряслась. Я перевернул ее на бок – так обычно поступают при судорогах. Я изо всех сил пытался вспомнить, что делать дальше. Убрать все острые предметы… Так, змеи уползли, хорошо. А вот с пчелами ничего сделать не получалось. Мэг была ледяной, но под рукой не было ничего теплого и сухого, чтобы ее укрыть. Ее запах – едва заметный загадочный аромат яблок – начал отдавать плесенью. Стразы на очках совсем потемнели, запотевшие линзы стали белыми.

– Мэг, – уговаривал я, – будь со мной. Слушай мой голос.

Она забормотала что-то несвязное. Я испугался: ведь если она в бреду даст мне приказ, даже самый простой, вроде «Отстань!» или «Отвали!», я буду вынужден подчиниться. Мне нужно было как-то удержать ее разум, защитить ее от самых страшных темных видений. Это было сложно, учитывая, что у меня у самого мысли еще путались и полагаться на них было трудно.

Я попробовал несколько целительных песнопений – лечебных мелодий, которыми не пользовался столетиями. Когда еще не было антибиотиков, аспирина и даже стерильных повязок, мы лечили песнями. Не зря же я был одновременно богом и музыки, и врачевания. Нельзя недооценивать целебные силы музыки.

Дыхание Мэг стало ровнее, но темный рой все еще окутывал ее, его привлекали ее страхи и сомнения, как… ну, как пчел влечет цветочная пыльца.

– Кхм, – подал голос Трофоний. – Насчет твоего обещания…

– Заткнись! – рявкнул я.

Мэг в бреду пробормотала:

– Заткнись.

Я решил, что она просто повторила за мной, а не отдала приказ, и ее слова относились к Трофонию, а не ко мне. К счастью, мои голосовые связки со мной согласились.

Я стал петь Мэг о ее матери Деметре – богине, которая могла исцелить саму землю после засухи, дождя или наводнения. Я пел о милосердии и доброте Деметры, о том, как она превратила принца Триптолема в бога за его добрые дела; о том, как она три ночи нянчила младенца Демофонта, пытаясь сделать его бессмертным; о том, как она благословила современных производителей сухих завтраков, наводнив мир «Фруктовыми колечками», хлопьями «Лаки Чармс» и «Граф Шоколакула». Великодушие этой богини поистине безгранично.

– Ты ведь знаешь, что она тебя любит, – говорил я, баюкая голову Мэг у себя на коленях. – Она любит всех своих детей. Вспомни, как она дорожила Персефоной, хотя эта девушка… Ну, по сравнению с ней ты ведешь себя за столом весьма изящно! Э-э, только не обижайся.

Я понял, что перестал петь. Вместо этого я просто болтал, стараясь своим дружеским тоном отогнать страхи Мэг.

– Однажды, – продолжал я, – Деметра вышла замуж за одного из младших богов, бога урожая – как его звали, Карманор? Ты вряд ли о нем слышала. Никто не слышал. Он был критским божеством. Грубый, некультурный, плохо одетый. Но они любили друг друга. У них родился сын… урод каких поискать. И ладно бы хоть в чем-то выдающийся, но нет. Он был похож на свинью. Все так говорили. Даже имя у него было кошмарное: Эвбул. Я знаю, звучит, как «Эбола». Но Деметра нашла выход из положения. Она сделала Эвбула богом свинопасов! Я хочу сказать… Ну, всякое бывает, Мэг. Я уверен, что Деметра тебя не оставит. Ты не умрешь, вот увидишь! У тебя еще столько всего впереди. Может быть, Деметра сделает тебя младшей богиней миленьких поросяток!