Рик Риордан - Тайный оракул [litres]

И вот теперь я – слуга Мэг Маккаффри, самой бесприютной дочери Деметры из всех, что когда-либо размахивали серпом.

Интересно, кто ее отец? Кто этот человек, сумевший привлечь внимание богини? Деметра редко влюблялась в смертных. К тому же девочка обладала необычайной силой. Большинство детей Деметры умели разве что выращивать урожай да защищать его от плесени. Владение двумя золотыми мечами и умение вызывать зернового духа – таланты высшей категории.

Все эти мысли пролетели у меня в голове, пока Хирон рассеивал толпу, заставляя каждого убрать оружие. Ввиду отсутствия старосты Миранды Гардинер он попросил Билли Нг, единственную оставшуюся в лагере дочь Деметры, сопроводить Мэг в Четвертый дом. Девочки поспешно удалились. Персик, подпрыгивая от волнения, увязался за ними. Напоследок Мэг бросила в мою сторону обеспокоенный взгляд.

Не зная, что делать, я показал ей два больших пальца.

– Увидимся завтра!

Поникшая, она исчезла в темноте.

Уилл Солас обрабатывал раны на голове Шермана Яна. Кайла и Остин стояли над Коннором, решая, стоит ли пересаживать ему волосы. Мне ничего не оставалось, как отправиться в одиночку в свой дом.

Я лежал на кровати посредине комнаты и смотрел на потолочные балки. Какое унылое, просто убийственно примитивное место. И как только мои дети терпят такое существование? Почему бы не завести пылающий алтарь, не украсить стены чеканными золотыми рельефами, прославляющими их отца?

Услышав голоса возвращающихся отпрысков, я закрыл глаза и притворился спящим. Выслушивать их вопросы, принимать сочувствие и доброту, терпеть их попытки устроить для меня дом там, где все было чужим, – этого я не мог.

Переступив порог, они притихли.

– Он в порядке? – спросила шепотом Кайла.

– А ты была бы в порядке на его месте? – хмыкнул Остин.

Недолгое молчание.

– Вот что, ребята, постарайтесь немного поспать, – посоветовал Уилл.

– Так чудно, с ума сойти, – вздохнула Кайла. – Он… почти человек.

– Надо присмотреть за ним, – сказал Остин. – Кроме нас, у него сейчас никого больше нет.

Я едва не всхлипнул, растроганный их вниманием и заботой, пристыженный собственной неспособностью поддержать их или даже просто поговорить с ними.

Меня укрыли одеялом.

– Добрых снов, Аполлон, – сказал Уилл.

То ли так подействовал его голос, то ли сыграла роль небывалая усталость, – так или иначе я моментально провалился в беспамятство.

Слава остальным одиннадцати олимпийцам – сны меня не тревожили.

Я проснулся утром, чувствуя удивительную свежесть. Не болела грудь. Нос был носом, а не прилепленным к лицу водяным шаром. С помощью моих отпрысков (товарищи по дому, так я буду их называть) мне удалось постичь тайны душа, туалета и умывальника. Знакомство с зубной щеткой едва не закончилось шоком. Когда я был смертным в последний раз, о таких штуках никто и не слышал. А дезодорант! Подумать только, мне пришлось воспользоваться волшебной мазью, чтобы подмышки не распространяли мерзкую вонь!

Покончив с утренними омовениями и облачившись в чистые одежды из лагерных запасов – кроссовки, джинсы, оранжевая футболка с надписью «Лагерь полукровок» и уютное шерстяное пальто, – я ощутил себя почти оптимистом. Может быть, мне еще удастся вынести этот опыт человеческого существования.

Еще больше я воспрянул духом, открыв для себя бекон.

О боги, бекон! Я дал себе обещание, что, как только снова обрету бессмертие, обязательно соберу все Девять Муз, и мы вместе сочиним оду, гимн могуществу бекона, который до слез растрогает небеса и вызовет восторг по всей вселенной.

Бекон хорош.

Да, подходящее название для песни: «Бекон хорош».

Завтрак проходил в обстановке менее строгой, чем ужин. Еду накладывали на тарелки у буфета, и каждому дозволялось садиться где угодно. Разве не восхитительно? (Я, некогда диктовавший судьбы народов, радуюсь возможности свободно выбирать место за столом! Какое печальное примечание к состоянию моего нового, человеческого ума.) Взяв поднос, я обнаружил Мэг, которая сидела, свесив ноги, на краю подпорной стенки павильона и смотрела на волны.

– Ты как? – спросил я.

Она откусила кусочек вафли.

– Отлично.

– Ты – сильная полубогиня, дочь Деметры.

– Мм-хмм…

Понимание человеческих реакций – моя сильная сторона, и если полагаться на нее, то выходило, что девочка совсем даже не в восторге.

– Ты в домике с Билли… Не обижает?

– Нет. Все хорошо.

– А Персик?

Она посмотрела на меня искоса.

– Исчез ночью. Похоже, он появляется, только когда мне что-то угрожает.

– Ну, тогда ему пора показаться. Время самое подходящее.

– Под-хо-дя-щее. – Произнося слово по слогам, Мэг переступала пальцем с одного квадратика вафли на другой. – Шерману Яну наложили семь швов.

Я посмотрел украдкой на Шермана, сидевшего на безопасном расстоянии и метавшего в обидчицу убийственные взгляды. Его щеку пересекал уродливый красный зигзаг.

– Не переживай, – успокоил я Мэг. – Детям Ареса нравятся шрамы. К тому же Шерману идет образ Франкенштейна.

Уголок рта дрогнул, но взгляд остался отстраненным, как будто затерялся где-то далеко.

– У нас в доме травяной пол… зеленая трава… И огромный дуб посередине комнаты. Поддерживает потолок.

– Тебе не нравится?

– У меня аллергия.

– Ааа… – Я попытался представить дуб в ее доме.

Когда-то, давным-давно, у Деметры была священная дубовая роща. Помнится, ей очень не понравилось, когда какой-то смертный владыка попытался ее срубить.

Священная роща…

Внезапно бекон у меня в желудке раздулся, растянулся и расплылся, обволакивая органы.

Мэг схватила меня за руку. Ее голос прозвучал далеким гулом. Я расслышал только последнее, самое важное слово:

– …Аполлон?

Я вздрогнул.

– Что?

– Ты отключился. – Она нахмурилась. – Я позвала тебя шесть раз.

– Да?

– Да. Куда ты уходил?

Объяснить я не мог. Чувство было такое, словно я стоял на палубе корабля, когда огромное, темное, опасное что-то прошло под днищем… что-то едва различимое… появилось и ушло.

– Я… я не знаю. Что-то насчет деревьев…

– Деревьев.

– Может, и ничего.

Нет, не ничего. Я не мог забыть образ из сна: женщина с короной на голове, требующая, чтобы я нашел ворота.

Та женщина не была Деметрой. По крайней мере, я так не думал. Но упоминание о священной роще растревожило память, вытащило со дна что-то очень старое, даже по моим стандартам.

Я не хотел разговаривать об этом с Мэг, не обдумав предварительно все как следует. Ей и без того хватало причин для беспокойства. К тому же после случившегося накануне вечером я воспринимал свою юную хозяйку с куда большей настороженностью.