Рик Риордан - Горящий Лабиринт [litres]

– Это еще что?! – прошипела колдунья. – Почти готово, сейчас нельзя останавливаться! Я убью твоих друзей, если ты не…

У нее за спиной Крест, вцепившись в укулеле, грянул аккорд с задержанием на кварте. Медея, которая, похоже, совсем про него забыла, от неожиданности едва не рухнула в лаву.

– И ты туда же?! – гаркнула она. – НЕ МЕШАЙ МНЕ РАБОТАТЬ!

Герофила шепнула мне на ухо:

– Скорее!

Я понял. Отвлекая Медею, Крест пытался выиграть мне немного времени. Не выпуская из рук свое (мое) укулеле, он упрямо исторгал из него самые неблагозвучные аккорды, которым я успел его научить, и те, которые он, видимо, придумывал на ходу. Мэг и Гроувер метались внутри вентуса, безуспешно пытаясь освободиться. Стоило Медее щелкнуть пальцами – и их постигла бы судьба Флаттера и Децибела.

Заговорить снова было еще труднее, чем вытаскивать солнечную колесницу из грязи. (Не спрашивайте, что случилось. Это долгая история о симпатичных болотных наядах.) Но каким-то образом я все же прохрипел следующую строчку:

Еще три плиты выстроились в ряд, на этот раз в дальнем правом углу зала.

«О боги, – подумал я. – Что за чушь я несу?!» Но плиты слушались моего голоса гораздо лучше, чем Алексасириастрофона.

Ряды каменных плит продолжали выстраиваться один под другим, так что между столбцами виднелась лишь узкая полоска огненного озера.

Медея пыталась не обращать внимания на пандоса. Но стоило ей снова начать читать заклинание, как Крест тут же отвлек ее яростным аккордом ля бемоль минор пять диез.

Колдунья взвизгнула:

– Хватит, пандос! – И вытащила из складок своего платья кинжал.

– Аполлон, не останавливайся! – предостерегла меня Герофила. – Тебе нельзя…

Медея ударила Креста в живот, прекратив его нестройную серенаду.

Я зарыдал от ужаса, но все же сумел выдавить из себя новые строки.

– Ниже златых холмов , – прохрипел я едва слышно. – Незнакомца дом посети …

– Перестань! – крикнула мне Медея. – Вентус, брось пленников…

Крест ударил по струнам – и воздух пронзил аккорд, еще более кошмарный, чем предыдущие.

– Аррр! – Колдунья развернулась и снова ударила Креста кинжалом.

– Алые волны – вспять , – всхлипнул я.

Еще один аккорд с задержанием на кварте – еще один удар клинка Медеи.

– Яви славу былую ! – завопил я.

Последний ряд каменных плит встал на место, завершив второй столбец и соединив дальний конец комнаты с нашей площадкой.

Я чувствовал, что завершил пророчество: это было все равно что сделать вдох после того, как долго плыл под водой. Пламя Гелиоса, теперь видневшееся только в центре зала, больше не жгло и походило на красное мерцание, не более опасное, чем обыкновенный пожар высшей категории сложности.

– Да! – воскликнула Герофила.

Медея, рыча, повернулась к нам. Ее руки блестели от крови пандоса. У нее за спиной Крест завалился на бок, прижимая укулеле к разорванному животу.

– Молодец, Аполлон! – ухмыльнулась Медея. – Теперь этот пандос умер за тебя – а значит, напрасно! Мое колдовство сделало свое дело. Содрать с тебя кожу я смогу и по старинке, – она занесла нож. – А твои друзья… – Она щелкнула окровавленными пальцами. – Вентус, убей их!

А потом она умерла.

Милый читатель, я буду с тобой честен. По большей части описывать эти события было тяжело, но эта строчка доставила мне огромное удовольствие. О, видели бы вы лицо Медеи!

Но я забегаю вперед.

Как же нам достался этот подарок судьбы?

Медея застыла. Глаза у нее округлились. Она рухнула на колени и, выронив кинжал, упала лицом вниз. А мы увидели, что за ней стоит Пайпер Маклин в кожаных доспехах поверх одежды. На губе у нее виднелся шов, синяки еще не сошли с лица, но во взгляде читалась решимость. Кончики волос у нее опалились, руки были перепачканы пеплом. Ее кинжал Катоптрис торчал у Медеи между лопаток.

Позади Пайпер стояли семь воительниц. Я решил было, что мне на помощь вновь пришли Охотницы Артемиды, но у этих воительниц были щиты и копья из медово-золотистого дерева.

Вентус за моей спиной разомкнул ветряные кольца, и Мэг с Гроувером грохнулись на пол. Раскаленные цепи упали с моих рук и ног и рассыпались золой. Я рухнул, но Герофила подхватила меня.

Руки Медеи задрожали. Она повернула лицо вбок, открыла рот, но оттуда не вылетело ни слова.

Пайпер встала рядом с ней на колени. Осторожно, почти с нежностью, она положила одну руку колдунье на плечо, а другой вытащила Катоптрис из спины Медеи.

– За один удар в спину платят другим, – Пайпер поцеловала Медею в щеку. – Я бы попросила тебя передать от меня привет Джейсону, да вот только он отправится в Элизиум. А ты… нет.

Глаза колдуньи закатились. Она перестала двигаться. Пайпер обернулась и посмотрела на своих союзниц с деревянным оружием:

– Давайте сбросим ее?

– ХОРОШО СКАЗАНО! – хором ответили воительницы.

Они подошли к телу Медеи, подняли его и без всяких церемоний сбросили в огненный ихор ее деда.

Пайпер вытерла окровавленный кинжал о джинсы. Она улыбнулась, но из-за швов и отеков улыбка вышла скорее жуткая, чем дружелюбная.

– Привет!

Я горько зарыдал – Пайпер наверняка не ждала такой реакции. Кое-как поднявшись на ноги, не обращая внимания на жгучую боль в лодыжках, я бросился – мимо нее – прямо к Кресту, который лежал, издавая едва слышные клокочущие звуки.

– О мой храбрый друг!

Слезы жгли глаза. Но мне не было дела ни до боли, терзающей мое тело, ни до того, как саднила кожа, стоило мне сделать хоть малейшее движение.

От шока лицо Креста было спокойным. На его снежно-белой шерсти алела кровь. Вместо живота было кровавое месиво. Он крепко сжимал укулеле, будто только оно связывало его с миром живых.

– Ты спас нас, – задыхаясь, проговорил я. – Ты… ты выиграл для нас время. Я найду способ тебя исцелить.

Он посмотрел мне в глаза и прохрипел:

– Бог. Музыки.

Я нервно засмеялся:

– Да, мой юный друг. Ты бог музыки! Я… я научу тебя всем аккордам. Мы позовем девять муз и устроим концерт. Когда… когда я вернусь на Олимп… – Мой голос сорвался.

Крест больше не слушал. Взгляд его остекленел. Мышцы расслабились. Тело начало рассыпаться в прах, утекая песком сквозь рану, пока наконец передо мной не предстала горстка пыли и лежащее на ней укулеле – маленький печальный памятник всем моим поражениям.

Не знаю, сколько еще я стоял на коленях, дрожа от пережитого потрясения. Плакать было больно. Но я все равно плакал.