Альвдис Рутиэн - Между [litres]

Но отпустить их – это даже лучше. «Расскажут…» – непрошено всплыло в сознании.

«Ты прав, дядя. Прав, как всегда».

Друст сел на землю, привалясь к камню. Уста-а-ал…

– Твоя разведка удалась? – негромко спросил Каэрдин.

– Вполне, – выдохнул бритт. – Вот так и поступим с теми, кто всё-таки осмелится выйти на бой.

– Ты сегодня уполовинил армию, с которой нам биться, – улыбнулся бретонец. – Наслушавшись этих беглецов, половина франков просто не пойдет на нас.

Друст устало кивнул.

…Потом была битва – и было ровно то же самое.

Друст не дал себе труда запоминать место сражения, расположение отрядов и прочие сугубо бретонские частности. Он просто вышел по менгирам в тыл к франкам – и принялся стрелять.

Враги предпочитали бежать на воинов Бретани, спасаясь от этого непостижимого и неодолимого белого шквала стрел.

Победа над франками превратила Друста из героя Британии – в героя Бретани. И поскольку все понимали, что франки через какое-то время могут вернуться в еще большем числе, то все правители Бретани мечтали об одном: привязать сира Тристана к этой земле. На торжество победы они съехались с дочерьми и прочими незамужними родственницами. Изольда Белорукая красовалась в лучших нарядах, расшитых собственными руками, и высокомерно поджимала губы, глядя на этот цветник невест. Дескать, вы что, не знаете, что Тристан может жениться только на Изольде?

Единственным, кто остался безучастен ко всебретонским смотринам, был сам Друст. А наилучшей подготовкой к новому сражению с врагом он считал не брачное ложе, а совещания с Каэрдином и прочими – в те часы, когда они все были трезвы, разумеется.

Торжества тянулись и тянулись, но как ни красовались невесты, а их отцы должны были удовольствоваться тем, что сир Тристан, похоже, намерен остаться в Бретани безо всякой женитьбы. И поскольку мощный союзник был им гораздо нужнее завидного зятя, то они покинули замок Хоэля без особых сожалений. А чувства их дочерей не интересовали никого.

Изольда же гордо вскинула голову, уверенная, что она в отчем доме одержала победу не меньшую, чем давеча всё бретонское войско.

Они ехали по лесной дороге. Изольда сердилась всё сильнее: прогулка, от которой она ждала… чего? – она и сама не знала, но ведь ждала! – эта прогулка грозила окончиться ничем. Ну, проехались. Ну, поговорили…

Ведь с ней – он, живая легенда, а в жизни он еще прекраснее, чем в любых песнях… и что?

Друст, в свою очередь, тоже кусал губы. Зачем он согласился сопровождать эту глупую девчонку, изо всех сил пытающуюся обратить на себя его внимание? Досада жгла его. Хотелось сказать на ухо коню одно-два слова и галопом умчаться, да так, что никто не догонит… лишь посреди дороги оборвутся следы копыт, будто по воздуху ускакал конь.

Отчаянно хотелось свернуть … и неважно, что станется с этой разнаряженной куклой, которую он бросит посреди леса.

Важно. К сожалению, важно. Бросить ее – навсегда утратить расположение ее брата. А Каэрдином Друст дорожил. Ради него и согласился оказать любезность его кукле-сестрице… ну и скукотища. Она еще и ест его глазами… дырку проглядит.

«Ну и зачем была эта поездка?!» – с совершенно одинаковой досадой думали оба. Если бы они знали, как созвучны сейчас их мысли! Если бы хоть один осмелился выразить раздражение вслух!

Но нет, они старательно прятали чувства… чтобы те прорвались самым неожиданным образом.

Конь Изольды наступил в лужу, поскользнулся, девушка с трудом удержалась в седле и раздраженно сказала, отряхивая намоченный подол:

– Эта вода смелее, чем когда-либо был Тристан!

Друст поставил коня поперек дороги, спросил, недобро щурясь:

– Так ты считаешь меня недостаточно смелым?

– Да! – с вызовом крикнула она.

– И ты хочешь, чтобы я был смелее? – он продолжал щуриться.

Изольда на миг ощутила страх, но не долее:

– Да! – она вздернула подбородок.

– Ладно, – усмехнулся британец.

Он спешился, подошел к ней, снял ее с седла и… совершенно не обращая на нее внимания, стал привязывать обоих коней к дереву.

Изумление и гнев Изольды были настолько сильны, что он ощутил их, не оборачиваясь.

– Я не хочу потом ловить наших коней по всему лесу, – соизволил объяснить Друст. – Пойдем.

– Куда?

– Поищем мягкий мох, как поют в песнях. Это действительно удобно.

Его равнодушие сменилось яростной страстью за какой-то миг.

Он повалил ее и овладел ею так грубо и жадно, будто у него тысячу лет не было женщины… или словно он был захватчиком, а она – добычей посреди еще горящего города.

Она кричала бы – то от восторга, то от боли, но он губами зажимал ей рот. Не целовал – а именно зажимал рот, не позволяя вырваться и звуку.

Что это было? страсть? похоть? досада? ярость?

Наконец он оставил ее в покое и встал, приводя себя в порядок.

Изольда лежала на земле, не в силах пошевелиться.

– Я люблю тебя… – проговорила она.

Друсту понадобилось усилие, чтобы не ответить «Ну и что?»

Вместо этого он спросил с холодной усмешкой:

– Я был достаточно смел?

– Я люблю тебя… – жалобно повторила Изольда.

– И что мне теперь с тобой делать? – нахмурился он.

Можно оставить всё, как есть. Она не проболтается – она не так глупа. Ну, будет иногда бегать ко мне… или вот так уезжать кататься.

Почему бы и нет? Глупая, наивная девчонка. Получила то, что хотела.

Мне нужен Каэрдин. Мой единственный друг. Я спокойно останусь здесь, с ним… а эта глупышка – ну что ж, она будет рядом со мной.

И все довольны.

Что не так?!

Она не проговорится. Или выкрутится с историей о насильнике… которого как раз и убил великий Тристан.

Так что же?!

Мне эта любительница смелости не нужна.

Мне нужен ее брат. Сотни любовниц не заменят настоящего друга. Да что – сотни! Одна-единственная женщина… Риэнис… и ее Волк… предатель. Лжец.

Изольда не проговорится.

Она мне не нужна. Я ничем не обязан ей.

Ничем!!!

– Встать можешь? – хмуро проговорил Друст. – Или мне придется нести тебя?

– К-куда?

– До ближайшего охотничьего домика.

Она смотрела на него с испугом и надеждой.

– Значит, так, – он всё сильнее хмурился. – Мы скажем, что ты упала с лошади. Застряла в стремени. Тебя протащило по дороге. Запомнила?

Она кивнула.

– Потом я поеду к твоему брату. Расскажу ему правду. Пра-авду! – рявкнул он, пресекая вопросы и протесты. – Ложь прибережешь для отца, а Каэрдина я уважаю и лгать ему ни намерен.

Он посмотрел на нее, перепачканную землей и кровью. Девчонка с расширенными от дурацких чувств глазами.

«И почему я повелся на такую глупую подначку?!»