Альвдис Рутиэн - Между [litres]

Дочь Хоэля закусила губу, чтобы не разрыдаться.

Друст подал ей руку и повел к королевскому столу.

Свадебный пир начался, но веселье было натужным.

Он не придет .

Предрассветный сумрак превратил мир в черно-белый.

Слезились после бессонной ночи глаза. Что-то болело в груди.

Хотелось броситься из окна и разбиться о камни двора.

Он не придет .

Нет, не так. Он не пришел .

Это – уже свершившееся. Уже прошлое.

За что?!

За то, что отдалась ему, – не помня себя от любви? Разве за это наказывают – так жестоко?!

Затихли последние всплески пьяного гула в пиршественной зале. Ему на смену поднимался гомон во дворе – голоса челяди, перестук… чего-то.

Они все живут как жили. Кормят скотину, прибираются после вчерашнего, готовят еду… а ей хочется броситься из окна.

Она этого не сделает. Она не так глупа, чтобы всему замку дать увидеть свой позор. Чтобы потом вся страна болтала о том, почему дочь Хоэля покончила с собой наутро после свадьбы.

Нет.

Она сейчас ляжет и притворится спящей.

Она придумает что-нибудь – и когда придут слуги, она расскажет им что-то… что-то очень убедительное. Она не станет лгать: Тристан не был с ней. И простыни девственно чисты: она не стала женщиной в эту ночь.

Не в эту ночь.

Она расскажет… что-нибудь. Придумает. Не подаст вида.

– Госпожа…

– А, Энид? – она старательно потягивается, будто ее разбудили. – Уже утро?

– Да, уже…

Служанка осекается, увидев белые простыни. Вопрос замирает у нее в горле.

Супруга Тристана повелительно шепчет:

– Тссс!

«Проклятье! Я так ничего и не придумала… придется прямо сейчас».

– Господин не…

– Молчи! Энид, я скажу тебе правду, если ты поклянешься молчать!

– Госпожа, я…

– Если ты проговоришься, я прикажу казнит тебя! Нет, я даже не успею приказать: он сам убьет тебя!

Этот экспромт оказался более чем удачен: служанка оцепенела от любопытства.

Но вот что ей сказать теперь?

Энид, он мне рассказал. Когда-то давно…

Хорошее начало для сказки! Когда мир еще был юн, когда Тристан еще не был великим…

Когда Тристан еще не был великим воителем, ему надо было сразить чудище.

Точно! Дело было в чудище.

И это чудище было…

Откуда я знаю, какими были его чудища! Он хоть бы что рассказал!

…было ужаснее всего, что можно представить. И тогда он пошел к чародею, и тот…

Что сделал чародей и при чем тут сегодняшняя ночь?!

…тот дал ему могущественный меч. Только этим оружием можно было поразить дракона.

Ага, это был дракон. Запомню.

Но чародей сказал, что меч этот поразит дракона только если Тристан даст обет…

Обет… обет…какой?!

…обет, когда женится – не дотрагиваться до жены, пока не поразит еще…

Сколько? Дюжину? Нет, маловато…

…еще две дюжины столь же могучих чудищ. А если он не сделает этого, то…

То?!

…то его раны раскроются, хлынет кровь, и он погибнет…

В страшных муках.

Уф. Поверила. Дуреха.

Лишь бы не проболталась. А хоть бы и проболтается… теперь уж позору не быть.

Изольда повелительным жестом отослала служанку.

Села у зеркала, попыталась причесаться.

Гребень то и дело застревал в волосах, она рвала его, он падал на пол из ослабевших после бессонной ночи пальцев.

Дочь Хоэля твердила себе, что всё хорошо, что главное – не допустить позора, раз уж иного она изменить не может.

Главное – честь принцессы.

Главное, главное, гла…

…Всё-таки сначала она опустила засов на двери. Никто не войдет. Никто не увидит.

Она вцепилась зубами в собственный рукав. Из глаз лились слезы, тело сотрясалось в рыданиях – но: ни звука.

Никто не должен знать.

Если сказать ему о долге мужа – он равнодушно пожмет плечами.

Если упасть ему в ноги, умолять, твердить о любви – он брезгливо отвернется. Или отодвинет ее сапогом, будто она – мерзкая мохнатая гусеница.

Она ничего не может изменить.

Только – терпеть. И не подавать виду.

И даже рыдая от отчаянья – всхлипывать тихо, чтобы никто даже случайно не услышал ее горя.

…От скуки есть давнее, отлично проверенное лекарство: обучение воинов. Тренировки, изматывающие тело (хотя, казалось бы, куда дальше совершенствоваться?) и не дающие плесени тоски вползти в душу.

Опыт «Саксонской бухты» оказался донельзя кстати.

Впрочем, различие было слишком явственно: там железная цепь приказов была единственным, что удерживало воинов от неповиновения и неизбежно следующего за ним безумия от безделья, а здесь каждый боец, хоть седой командир, хоть безусый новобранец был готов исполнить любой приказ прославленного Тристана. Исполнить с радостью.

И от этого великому и славному Тристану хотелось выть. Или наотмашь ударить… кого-нибудь. Или подняться на башню и сигануть оттуда на камни двора.

Взгляды, которые бросала на Друста его так называемая жена, только ухудшали дело. Хотя, казалось, хуже некуда.

Они с Каэрдином теперь часто уезжали на охоту: и польза, и удовольствие. Кабаны, волки и олени стали самыми грозными из противников бретонских воинов: слава непобедимого Тристана разогнала всех врагов надежнее любых войск.

Друст яростно гнал коня сквозь подлесок за роскошным оленем, которого хватит на целый пир, а его рога послужат достойным украшением… рога послужат… его рога… рога…

Реальность сдвинулась. Прошлое смешалась с настоящим, будто время заблудилось, как путник в лесу, и побежало по уже пройденной тропе.

Дубы приветливо покачивали кончиками ветвей, подлесок учтиво разбегался, освобождая дорогу, поляны почтительно стелили зеленый ковер под копыта коня.

Олень исчез, сверкнув на прощание золотом рогов… или померещилось?

Друст спешился. Он никогда не был здесь, в этом лесу – но отлично понимал, куда завел его олень.

Всё было незнакомо – но привычно.

Привычнее, чем мир людей. Это сын Ирба почувствовал сразу же.

И мнилось: сейчас на том краю поляны расступятся кусты и выйдет она , и одного ее прикосновения будет достаточно, чтобы он обратился в коня и помчал ее так, как она пожелает…

Но Риэнис здесь не было, да и быть не могло: ей не дано одолеть море. Зато появились другие девы, похожие и непохожие на тех, что обитают в лесу Муррей. Смешливые и учтивые одновременно, они окружили его, единственного живого Летнего Короля по обе стороны Пролива, они робко пытались ласкать его, они жадно искали его внимания – так, как…

…как воины в замке искали внимания великого Тристана.

Невеселая усмешка прорезала лицо Друста.

Но нежные чаровницы Волшебной Страны знали свое дело, и противостоять их ласкам было почти невозможно, да и незачем. Друст ринулся в пучину любви.