Helga Wojik - Аббарр. Пепел и крылья

– В самый раз, – открыв и понюхав содержимое, подытожила девушка и, вернувшись, протянула бутылку Граву.

– Садись, – кивнула она на стул. – И не перечь.

Клыкарь молча уселся. Сделал несколько глотков и, подумав немного, повторил, прежде чем вернуть.

Ашри начала осторожно разматывать тряпку на плече биста. Повязка насквозь пропиталась кровью и гноем, засохла, превратившись в струп.

– Не гарантирую, что больно не будет, – сказала Ашри и резко дернула, оторвав присохшую ткань.

Сладковатый запах ударил в нос. Ашри поморщилась. Сердцевина раны расползлась и ушла еще глубже.

– Неужели все так плохо? – попытался отшутиться Клыкарь, следя за выражением лица подруги в зеркале. – Может…

Не успел он договорить, как Ашри плеснула содержимое бутылки на рану, и бисту осталось лишь крепче сжать зубы и до хруста дерева вцепиться в край стула.

– Никаких гарантий, – повторила Ашри и, сделав глоток, передала бутылку бисту.

Он молчал, пока элвинг обрабатывала рану мазью и накладывала свежую повязку. Бутылка почти опустела.

– Жить будешь, – закончив, сказала Ашри и, встав за спиной друга, неожиданно обняла его, прижавшись своей щекой к его.

Элвинг встретилась взглядом с бистом, что сидел по ту сторону зеркала:

– Спасибо тебе, Гравмол.

Клыкарь лишь кивнул, глядя в глаза отражению Ашри, и положил свою руку поверх ее. Может быть, в том, другом, зеркальном мире тот, другой, Грав не позволил маленькой ладошке выскользнуть из его руки. А после, повернувшись и глядя прямо в фиолетовые глаза с необычным зрачком-крестиком, сказал все, что накопилось на душе за этот год.

Но в этом мире они смотрели лишь на отражение друг друга.

Выходя из комнаты вслед за Ашри, Клыкарь не оборачивался. Вдруг и правда в том, другом мире тот, другой Грав не спустил под хвост гвару свой шанс.

Они перенесли тело Маан в ее спальню, пару минут молча постояли рядом, думая каждый о своем.

Выходя, Ашри остановилась и взглянула в пустое зеркало.

– Все в порядке? – спросил Грав.

– Настолько, насколько возможно в сложившейся ситуации.

Уходя из последнего приюта Маан, они оставили дверь открытой.

Внизу, у самого выхода, Ашри остановилась, пропуская биста вперед:

– Подожди меня снаружи.

Клыкарь молча вышел, в этот раз не предупреждая о страже, псах и законах.

Дождавшись, когда за Гравом закроется дверь, Ашри сняла перчатки и опустила руки, прикоснувшись к полу.

– Прощай, Уна. Да хранит Пламя твою душу и твое тепло.

Тонкие ниточки молний вырвались из-под ладоней и побежали по полу, заползли на стены и, преодолевая ступеньки лестниц, растеклись по Башне Веры. С маленькими хлопками они взрывались крохотными фиолетовыми огоньками и через мгновение превращались в еле заметные язычки алого Пламени. Голодные огоньки вгрызались в дом, сливались друг с другом, разрастаясь и заполняя пространство. И где-то в треске огня, за мгновение до того, как покинуть приют, чтобы уже больше никогда в него не вернуться, Ашри услышала еле различимое «спасибо».

Черный дым валил из окон, а золотое пламя лизало стены. Ашри и Грав смотрели, как в погребальном огне исчезает Башня Веры. Когда прибыли стражники, спасать было уже нечего. Комендантский час и перекрытые ворота сделали свое дело.

Ярко пылал красный цветок. Жар плавил холод ночи. Треск пробуждал в старых стенах стайки огненных мотыльков, устремлявшихся в черный бархат неба. Сметая все, они летели прямо к звездам.

Огонь не перекинулся на соседние дома. Возможно, просто везение, а может, действие контролируемой силы. Пламя аккуратно расправилось с девятью этажами и, словно сытая рыжая шаати, уснуло, свернувшись клубком. Под черными камнями и торчащими, будто сломанные кости, балками стен смешались с золой остатки шкатулок, ветвей Пожирателя и ракушек ожерелья Маан. Насытившись, алые мотыльки потеряли цвет и безжизненными тенями понеслись над спящим городом.

В свете редких тусклых фонарей пепел был похож на хлопья снега. Ашри подставила ладонь и поймала серый лоскуток. Растерев его между пальцами, она увидела последние мгновения приюта: вспышками в сознании, как память о не-былом. Восприятие обострилось, любое прикосновение отдавалось образами прошлого, как если бы раскаленное железо прикладывали к обнаженным нервам, пуская огонь и боль по венам. Ашри обернулась и взглянула в небо, туда, где еще несколько часов назад виднелась Башня Веры. Десятки, может, сотни лет любви и заботы были стерты с лика города в одну ночь.

Она так и не спросила у Гаруны, как та стала Хранительницей приюта. А теперь уже и не спросит. Еще одна часть жизни Эши из Пугатона погребена под руинами. Еще одна жизнь. И в этот раз опять не ее. Синичка с черным от пепла прошлого хвостом. И как бы сильно ни била она крыльями, стараясь улететь, шлейф из смертей всегда тянется за ней. Куда вновь несут ее ветер и крылья? Не на место ли новых пожарищ?

Ашри уже была в нескольких квартах от приюта, но поднявшийся ветер все швырял в спину остатки прошлого. А вместе с ним мертвый песок Мэй. Скоро начнется песчаная буря. Но город молчал, словно в одночасье вымер. Сигнальные трубы не предупреждали горожан о гневе пустыни, будто пение Рога Скорби стало последней предсмертной песней гиганта. А может, весь город уже погиб? А она всего лишь заблудившийся путник среди выбеленных временем костей стен.

– Прах, пепел, песок, – задумчиво произнесла Ашри. – Еще три «П», что всегда рядом.

Отряхнув руку от маслянистого налета, она зашагала вверх по улице. Надо двигаться к центру. Ей срочно нужно в архив – сверить координаты, вычислить все дома и спасти всех, кого можно спасти. Время горевать о мертвых еще придет, а сейчас надо позаботиться о живых.

– Куда ты идешь? – крикнул ей вслед Грав. – Если просто бродить по улицам, точно нарвемся на стражу, даже в этой помойке.

Клыкарь посмотрел в небо, сплюнул песок, который принес ветер:

– Или нас занесет песком.

Ашри не ответила, продолжая идти. Вперед. Ветер словно слышал ее мысли, толкая в спину все сильнее. Грав догнал Ашри и дотронулся до ее плеча.

– Да постой ты!

Элвинг остановилась и развернулась, сбросив руку друга. Смерила долгим взглядом биста и посмотрела на кайрина, который, стараясь не цеплять крыльями веревки и облезлые горшки с цветами на подоконниках домов, нелепо подобрался, сгорбился, еще и хвост поджал. Зверь чувствовал ее скорбь и виновато отводил глаза, не в силах помочь.