Helga Wojik - Аббарр. Пепел и крылья

– А вот тут можешь оторваться. – Она пропустила биста вперед. – Только не дай музыке залезть тебе в голову.

– Тогда, думаю, это пригодится. Держи. – Клыкарь достал что-то из кармана и протянул Эше. – Уж точно лишним не будет.

Это была пара восковых шариков. Эша посмотрела на биста, который старательно засовывал их себе в уши.

– Беруши – береги уши, – засмеялся Клыкарь. – Я же знаю, как твои тебе дороги.

– Какая предусмотрительность. – Эша остановила руку биста, пока он не ввинтил в ухо воск. – Помни: нам нужен приютский журнал. Так что давай уже прервем эту песню, которую я точно не стану напевать в ду́ше.

Грав выбил дверь. Стены, пол и потолок были покрыты черными призрачными растениями. Из десятков открытых шкатулок на все лады звучала музыка. Эша ощутила вибрацию от нее кожей и мысленно поблагодарила Клыкаря.

Бист поудобнее перехватил топор и со всей силы ударил по ближайшему музыкальному ящику. В стороны полетели щепки и детали механизма.

– Можно просто закрывать крышки, – развела руками Эша, запоздало вспомнив, что он ее не слышит. – Но так тоже пойдет.

Когда Эша закрыла последнюю шкатулку, вокруг стало непривычно тихо. Ушло противное ощущение, что по телу бегает сотня тысяч невидимых муравьев, от которых невозможно избавиться. Она даже не хотела думать, что было бы, войди она в комнату без «защиты».

– С воском ты отлично придумал. – Выковыривая из ушей беруши, Эша кивнула Граву.

– Да, мелкая, как всегда.

– Вернуть катышки? – Эша оскалилась.

– Оставь себе, можешь пожевать. Говорят, голод уменьшает.

– Всенепременно, но лишь после тебя.

Они осмотрели комнату, отодвигая столы и разгребая деревянные останки ящиков.

– Это мы искали? – Клыкарь поднял с пола журнал и стряхнул с него черную пыль.

Эша кивнула. Она бережно взяла в руки потрепанную книгу, быстро пролистала замасленные временем страницы, убедившись, что список на месте.

– Для многих сирот это единственные сведения о том, кто они и откуда.

Грав кивнул и критически осмотрел разбитые музыкальные шкатулки. Подняв один из фрагментов, бист повертел его в руках, любуясь тонкой резьбой мастера. Выточенный цветок был словно живой: каждый лепесток выполнен с ювелирной точностью, миниатюрные прожилки и шипы вызывали восхищение. Увидев, что Эша стоит у стола и тоже рассматривает последнюю целую шкатулку, он подошел и встал рядом.

Шкатулка с легкостью умещалась на ладони девушки, крышка была плотно закрыта. Клыкарь взял ящичек из рук элвинг и поставил на стол.

– Такая красота, и все во зло, – вздохнул бист и занес топор.

– Постой, – остановила его Эша. – Давай возьмем ее и изучим.

Грав прищурился, нехотя опуская руку:

– Тебя разве не учили не давать злу второго шанса? Вот с таких маленьких поблажек потом и рождаются новые витки в отношениях с тьмой.

И в подтверждение своих слов Грав перехватил топорик и быстрым движением разбил шкатулку обухом. Предсмертно звякнув, она брызнула во все стороны щепками.

– Без обид.

Эша вздохнула, сожалея о гибели истинного произведения искусства, но тут же напомнила себе, какую беду принесли эти резные ящички, и коротко кивнула бисту.

Они уже почти вышли из зала, как элвинг остановилась.

– Слышишь?

Клыкарь прислушался. Едва различимая мелодия доносилась из дальнего конца этажа.

Эша повернулась и пошла на звук. С каждым шагом ноты звучали все отчетливее. И вот она стоит возле стены.

– Тут ничего нет, – удивленно осмотрелся Грав. – Но я тоже слышу музыку.

Эша зажгла огонек и посветила. Фиолетовый отблеск заиграл на медной трубе. Эша потянулась и сняла заслонку. И тут же из трубы вырвалась печальная песня, волной захлестнувшая элвинг.

Грав выхватил заслонку из рук девушки и вернул на место. Эша пришла в себя и потерла виски.

– Ты как? – Бист заглянул ей в глаза.

– Все в порядке. Это труба для связи с этажами. Маан мне рассказывала. Где-то в башне есть еще одна шкатулка.

Они нашли ее в маленькой каморке этажом ниже. Грав легко выбил дверь, зажег висевший на стене фонарь и запоздало развернулся, чтобы удержать Ашри.

Элвинг, побледнев, смотрела на то, что осталось от ее подруги. Запертая в чулане, словно ненужная вещь, обвитая черным цветком, Маан была похожа на куколку бабочки.

– Гаруна? – прошептала Эша, не веря своим глазам.

Клыкарь схватил Ашри за запястье, окинул комнату взглядом, увидел злополучный музыкальный ящик, из которого ползли мрачные плети, и, не задумываясь, разбил его в щепки. Теперь музыка окончательно стихла, и элвинг почувствовала, как пелена спала, обнажив все чувства.

К горлу подступил комок. Злость и бессилие прочертили дорожки на щеках. Часть ее все еще отказывалась принять правду. Это не Гаруна. Это не может быть она. Это кто-то другой, просто похожий, просто оказавшийся в приюте. Это не ее подруга. Ее Уна всегда отличалась крепким телосложением – в меру пышные формы привлекали восторженные взгляды не одного аббаррца. Сейчас же перед ней кто-то иссохший как мумия. Словно куф вытянул из этой «другой Уны» всю жизнь, оставив только высушенную почерневшую оболочку.

Выдернув руку, Эша бросилась к подруге и, выхватив нож, начала вспарывать смертельный кокон.

Клыкарь наклонился к аллати, пытаясь нащупать на шее пульс.

– Это невозможно, но она еще жива!

Они переглянулись, и Эша, продолжая резать черные нити тьмы, с надеждой вглядывалась в осунувшееся лицо подруги.

– Очнись, Уна, вернись к нам.

Веки аллати дрогнули, и Гаруна приоткрыла глаза. Во взгляде мелькнуло узнавание, Маан с трудом улыбнулась и накрыла руку Эши своей – черной от прикосновения Пожирателя.

– Спасибо, Ашри. Ты спасла их. И меня, – прохрипела аллати.

– Береги силы, Уна, все будет хорошо. – Голос предательски дрожал, а на глазах элвинг выступили слезы.

– Прости меня, Ашри…

– Не думай об этом.

– У меня мало времени. Я рада, что ты пришла… освободила меня. Я должна… сказать…

Каждое слово давалось ей с трудом, в уголке рта выступила кровавая пена, что напомнило Эше видение. Сердце сжалось, но элвинг знала, что упрямства ее подруге хватит даже в борьбе со смертью.

– Твоя… на той стороне… Она просила передать… – еле слышно хрипела Маан.

Паузы между словами становились все длиннее, а слова тонули в оглушительном стуке сердца. Эша почти не слышала их. Время для нее остановилось и начало растягиваться как капля смолы. И еще этот стук. Будто шаман бьет в барабан. Глухо. Размеренно. Совсем рядом. У самого уха.

Эша поняла, что это ее собственная кровь стучит в висках, отказываясь принимать услышанное. Не желая отдаваться в дырявые руки надежды. Отказываясь верить.