Чарли Хольмберг - Дым и Дух [litres]

– Прошу вас, – Сэндис нежно отстранила Рона, – вступитесь за нас перед власть предержащими. Ведь у нас нет ни сил, ни влияния. А вы, я уверена… вы можете склонить их слух…

Однако земное воплощение Целестиала не склонило слух даже к этой просьбе. Внутри у Рона закипел вулкан.

– Тебе не о чем беспокоиться, дитя мое, – произнес Ангелик. – Как бы этот человек ни упорствовал в ереси, он в ней не преуспеет. Никакие ведовские обряды не призовут в наш мир столь невообразимое чудовище. Ни один вассал не выдержит воплощения чистого зла.

– Но, сэр… – растерянно заморгала Сэндис, и слезинки блеснули в уголке ее глаз.

Ангелик замахал на них руками.

– Уходите. Я не хотел бы принуждать вас покинуть сию святую обитель, но если вы станете упорствовать, я позову священников. А ты… – Он уставился на Рона. – Чтобы духу твоего здесь больше не было.

Миг – и Ангелик исчез за ведущим в коридор пологом. Открылась и закрылась дверь, щелкнул замок, и они остались одни.

Рон чуть не кинулся за ним вдогонку. С каким бы наслаждением он разнес ударом ноги эту чертову дверь в щепы, сгреб бы этого надутого святошу за грудки и влепил кулаком в его морщинистую физиономию…

Но нет, так не годится. Рон долго стоял, не шевелясь, приходя в себя и превозмогая душевный разлад. Если он не возьмет себя в руки, он убьет Ангелика прямо здесь, в Лилейной башне, и тоже загремит в «Герех».

– Рон.

Рон глухо заворчал.

Сэндис потянула его за рукав, шепнула:

– Рон! Кто-то идет.

Он заморгал, обернулся к лестнице. Ну разумеется, разве можно оставлять Ангелика одного. Мало ли кому еще взбредет в голову его прикончить.

Он потащил Сэндис обратно за портьеры, и они снова притаились в нише за легким занавесом. В отмытый добела холл вошла монашка, чтобы навести чистоту. Как только подвижница повернулась к ним спиной, они выскользнули из укрытия и прокрались к лестнице. Маленький священник, на которого они наткнулись, спросил, не потерялись ли они, но Рон быстро, не сказав ни слова, прошел мимо него, волоча за собой Сэндис. Он мечтал лишь об одном: как можно скорее выбраться отсюда.

Ловя на себе удивленные взгляды, он пролетел один ярус, другой, третий. Сорвал ленту паломника.

«Мама. Что станется с мамой?»

Он-то, дурак, размечтался, уцепился за слабую надежду, что отец им поможет, что сердце его смягчится, и он кинется на выручку семье, которую бросил.

И что теперь? Где он возьмет столько денег, чтобы перещеголять Эрнста Ренада? Разве можно перестяжать стяжателя?

«Она не сломится, – убеждал он себя. – Она сильная».

Вот и нижний ярус и выстроившиеся в ряд ботинки и туфли. Половины не хватает – видать, их хозяева уже на полпути к городу. Рон замер.

Город. Куда им податься? К Куртцу нельзя. К Рону – тоже. Остается квартира матери. Но если оккультники знают, кто он, значит, они знают, где живет его мать.

Он еле слышно выругался.

– Прости, Рон.

От ее слов у Рона мороз пробежал по коже.

Голову прошило тупой болью. Закрыв глаза, он сжал виски. Прежде чем пускаться в обратный путь, паломники могут отдохнуть в Лилейной башне, проведя в ней ночь. Одна только ночь пораскинуть мозгами и решить, что делать дальше.

Даже если он сбежит от Сэндис, от оккультников ему не уйти. Они от него не отстанут.

Да и не хотел он от нее сбегать. Хотя бы пока.

– Идем, – вздохнул он.

Рон повел ее прочь от ботинок и туфель, прочь от лестницы, к двум сестрам-послушницам в белом, вышитом лилиями облачении. Те сердечно приветствовали их и спросили, не хотят ли они поужинать. Наврав им с три короба, Рон выклянчил у них еще и отдельную комнату. Вряд ли отец будет возражать, даже если узнает, что они остались. Какое ему до них дело! Рон для него не более чем призрак.

Ну и ладно. Зато этот призрак до отвала набьет себе живот.

В сказочке, сочиненной Роном для святых подвижниц, Сэндис именовалась его женой, так что им выделили комнату с узкой – еле-еле вдвоем поместиться – койкой и огромным, раскинувшимся на половину стены арочным окном, сквозь которое лился яркий солнечный свет, чуть притушенный дымом фабричных труб. Сэндис сразу же подскочила к нему, оперлась на подоконник и уставилась в небо, сияя от счастья. Рон мешком повалился на стул возле двери и зарылся лицом в ладони. Зарубцевавшиеся ранки заныли от попавшего в них соленого пота.

– Какая красота, – зашлась от восторга Сэндис, прижавшись носом к стеклу. – Какое голубое небо.

Рон только хмыкнул.

Он услышал, как она отошла от окна и присела на край постели.

– Мне так жаль… Из-за того, что вышло у вас с отцом…

– Брось, – фыркнул Рон, вскинув голову. – Ему вот нисколечко не жаль, уж поверь мне.

Сэндис нахмурилась.

– Что еще? – раздраженно рявкнул Рон, сам не понимая, с чего вдруг его взбесила ее нахохлившаяся фигурка.

– Я… – Сэндис наклонилась вперед, словно выдавливая из себя слова, – думаю, это очень грустно. Быть сиротой при живом отце.

Она отвела глаза. Рон зарычал.

– Он предпочел нас покинуть. Когда Ангелик умирает, священники всей толпой избирают преемника и просят его занять эту должность. У избранника есть право принять ее или отказаться. Никто его не принуждает. Решать ему. – Рон откинул голову, прислонившись затылком к стене, и скрестил на груди руки. – Он решил нас оставить.

У Сэндис предательски заблестели глаза. «Твердыня Господня, никак она вот-вот заплачет? Ее ведь это ни капли не касается!»

– Мне очень жаль.

– Ты уже говорила. Дважды.

– У тебя хотя бы мама осталась… – пробормотала она, глядя на тусклый лучик солнца, проложивший дорожку по простыне.

– Моя мама в застенках самой жуткой тюрьмы Колинграда, – злобно полыхнул он глазами.

– Да, но ведь она жива. И любит тебя, правда?

Внутри него тяжело перекатился свинцовый шар. Перед удрученным взором вспыхнула стигма на спине Сэндис. «Рабыня, на которую нет даже досье. До которой никому нет дела, верно? Все, что у нее осталось, – какой-то двоюродный дед, седьмая вода на киселе, и вряд ли она его когда-либо сыщет…»

– Может, если ты поговоришь с ним… – невнятно прошелестела Сэндис.

– Он снова повернется ко мне спиной, – лязгнул зубами Рон.

– Я не про твоего отца… – Сэндис поерзала на матрасе, придвигаясь к нему поближе. – Я про человека, возведшего напраслину на твою маму.

– Ты про Эрнста Ренада? Ха-ха-ха!

– Попытка не пытка… У Талбура на банковском счету уйма денег. По крайней мере, была. Мне так кажется. Если мы его найдем, он, возможно, тебе поможет.

– Возможно. – Как ни смехотворна была эта мысль, Рон, подумав, за нее ухватился. – Ты упоминала, что он обменивал золото в здешнем банке, так?

Сэндис кивнула, напряженно уставилась ему в лицо.