Чарли Хольмберг - Дым и Дух [litres]

Спазм сжал ее горло. Сэндис принялась мерить шагами комнату. Села на кровать. Сорвала зубами заусеницу.

В животе заурчало. Сэндис подтянула колени к груди. Ужин подождет. Только бы Рон вернулся – тогда все снова наладится.

Она уставилась в окно на удивительные блики закатного солнца, отражавшиеся от покорябанного стекла. Не за горами ложный закат, когда солнце, скрывшись за домами и стеной, выпустит вверх оранжевые лучи. А потом начнется закат подлинный, настоящий: серые облака и пепельные кольца дыма окрасятся в розово-фиолетовый цвет, потом померкнут до темно-синего, а затем и вовсе пропадут из виду на фоне непроницаемо-черного неба. И где-то там, вдалеке, зажгутся невидимые Сэндис звезды.

Сэндис погрузилась в мечты – не так уж много закатов видела она в своей жизни. Может, оно и к лучшему, что Рон припозднился и она осталась одна? Она вдоволь полюбуется на небо. Может, даже расхрабрится и чуточку приотворит окно, чтобы хорошенько все разглядеть…

Но только-только желтые лучи солнца подернулись оранжевой дымкой ложного заката, как в дверь ударили сапоги, и хлипкая щеколда выскочила из паза.

Сэндис скатилась с кровати и в испуге заметалась по комнате. Волосы в беспорядке рассыпались по ее лицу, закололи глаза.

«Алые»! Золотые бляхи с беспарусными лодками!

Банкир донес на нее!

Сэндис ринулась к окну.

– Держи ее!

Не успела Сэндис коснуться фрамуги, как чьи-то руки вцепились в нее и потащили назад. Задев ножку кровати, она покачнулась, и набросившиеся сзади полицейские повалили ее ничком на одеяло. В нос Сэндис ткнулась хлопковая ткань.

Кто-то рванул ворот ее рубахи, обнажив верхушку стигмы.

– Она, – мрачно пробасил голос. – Мерзость какая. Наручники!

– Нет! Прошу вас! – вскинулась Сэндис, но полицейские лишь сильнее навалились на нее, завели назад руки и защелкнули на запястьях наручники. – Клянусь вам, я ни при чем! Не я выбирала такую судьбу! Не…

– На твоем месте я бы попридержал язык.

Солдаты подняли ее, развернули, и она очутилась лицом к лицу с маленьким кряжистым офицером лет пятидесяти пяти. Офицер занимал достаточно высокий чин – на одном плече его форменного мундира блестел ряд золотых пуговиц.

– На твоем месте я бы следил за словами, чем возводить на себя напраслину.

– Вы не понимаете! – Из глаз Сэндис хлынули горячие слезы. – Прошу вас, выслушайте меня!

Офицер схватил ее за шею и толкнул к двери. Державшие ее за руки полицейские потащили ее в коридор.

– В «Герех» ее. Там с ней быстро разберутся.

– Нет! – завопила Сэндис.

Откинув назад голову, она попыталась врезать хоть одному из «алых» затылком по зубам, но стукнулась в их плечи. Она уперлась ногами в косяк двери, но дюжие полицейские были сильнее и выволокли ее из номера. Лодыжка ее резко хрустнула, ногу пронзила боль.

У лестницы их поджидали еще два стража порядка в алой форме. И не успела Сэндис и глазом моргнуть, как оказалась на втором этаже.

– Рон! – истошно закричала она.

Как птица, билась она в руках полицейских, но те крепко, до посинения, сжимали ее руки и плечи.

– Рон! Кто-нибудь! Помогите! Не я выбирала такую судьбу! Меня заставили! Я не виновата!

Первый этаж. «Алые», везде «алые» – не продохнуть. Прощальный луч уходящего солнца резанул ей глаза, и она очутилась внутри деревянного фургона. Руки полицейских разжались, заскрежетала, закрываясь, тяжелая дверь, загремели, клацая, замки – один, второй, третий.

Сэндис юлой завертелась на месте. Не удержала равновесия из-за скованных за спиной рук и завалилась набок. Огляделась: деревянные панели, усиленные железными планками, и узкая, забранная толстыми решетками щель на двери.

Тюремный фургон. О, Целестиал, она – в тюремном фургоне.

Сэндис кинулась к двери, врезалась в нее плечом, но даже не почувствовала боли.

– Рон! – закричала она, прильнув к решетке. – Рон!

Фургон дернулся, и она отлетела к стене, стукнувшись головой. Послышалось щелканье бича, одна из лошадей тихонько заржала, фургон покатил по дороге, повернул, и Сэндис отбросило к другой стене.

Глотая слезы, Сэндис принялась сражаться с наручниками, цепко державшими ее запястья. Надо бы исхитриться и вывернуть руки из-за спины вперед, но тут фургон качнуло, и Сэндис шлепнулась на пол. Плечи саднило. Бешеное биение сердца гулом отзывалось в ушах.

Ее везут в тюрьму. В «Герех». Там ее убьют.

– Нет, нет, нет, нет, нет, – замотала головой Сэндис, встала на колени, медленно, спиной отползла к двери и, чтобы не упасть, уперлась макушкой в деревянную планку.

Нет, она не отправится в «Герех». Нет, она не умрет. Сначала она разузнает, чего от нее хочет Ирет. Сначала она остановит Кайзена. Сначала Рон…

«Куда запропастился Рон? Он в безопасности? До сих пор в „Герехе“? Не использовал ли он еще амаринт?»

Снова поворот. Сэндис напряглась, наклонилась в противоположную сторону, удержалась на коленях. Ей надо выбраться. Надо.

Повалившись на спину, она обрушилась ногами на дверь. Раз, другой, третий. Ощутила тупую боль, пульсирующую в лодыжке. Глубоко вздохнула, перекатилась с боку на бок и со всей силы забила ногами по замкам. Если она справится с ними…

Она била, била и била, но… замки держались стойко. На двери не появилось даже царапины.

Глаза защипало. Пот? Поднявшись на ноги, Сэндис затравленно оглянулась. Фургон сработан на совесть – никаких лазеек. Ну да, это же тюремный фургон.

Из глаз Сэндис ручьем текли слезы. Она снова подползла к зарешеченной щели. « Кто-нибудь… Кто-нибудь… Умоляю, Целестиал…»

Выглядывая из прорези, она смотрела на знакомую улицу, мелькающие магазины, удивленных людей, глядящих ей вслед. Кто предупредит их о Кайзене и Колососе, если даже Ангелик не внял ее словам? Может, Рон разнесет эту весть миру? Но найдется ли тот, кто их защитит?

Она задыхалась, в горле стоял сухой комок. Фургон завернул. Иннеркорд все ближе. «Герех» все ближе, и она не может ничего не сделать…

«Ирет», – раздалось у нее в голове, словно небесный гром, и на миг смолкло все: и скрип колес, и цоканье копыт лошадей, и шум города.

«Может, призвать Ирета? Он ведь могущественный нумен. Он разнесет этот фургон в щепы».

Но в прошлый раз, когда она, пусть и наполовину, призвала Ирета, она потеряла сознание. Если такое случится сейчас, она не сможет сбежать. Кроме того, полыхающий, как факел, тюремный фургон наверняка привлечет внимание оккультников, бандитов или полиции. И Кайзена. Он сцапает ее без труда! А ведь есть еще люди, неповинные люди, которые могут случайно оказаться поблизости или просто переходить дорогу. Вдруг пламя перекинется на них!

Она крепко-крепко зажмурилась, сморгнула пот и слезы, и снова открыла глаза. Пристально вгляделась в мелькавшую улицу. Покопалась в памяти, вспоминая расположение округов Дрезберга. Скоро они свернут к «Гереху», но прежде…