Сири Петтерсен - Скверна [litres]

– Я настолько выделяюсь?

Она снова посмотрела на него. Стефан Бароне. В два раза старше нее. Ему, наверное, лет тридцать. Небритый. Нервный. С небольшим шрамом, доходящим до верхней губы. Но он красив. По-своему. Карие теплые глаза. Короткие волосы, светлые у кончиков и темные у корней. Он силен. Несмотря на то, что у него начало намечаться брюшко.

Стефан откинулся назад и сложил руки на животе. Хирка поймала себя на том, что пристально разглядывает его. Она улыбнулась и отвела глаза.

Он подтолкнул ее.

– Ты это чувствуешь? – Он вытянул поврежденную руку и пошевелил пальцами. Хирка приложила к повязке большой палец и осторожно нажала.

– Что чувствую?

– Вот это. Бугорок, да?

Хирка не чувствовала никакого бугорка. Она сама вытащила из его ладони кусочки стекла и промыла рану. Она нацепила на себя маску серьезности.

– Думаю, это осколок стекла. Глубоко засел. Недалеко от кровеносных сосудов, полагаю.

Стефан побледнел. Ей удалось побороть желание улыбнуться.

– Стефан, думаю, довольно скоро он достигнет твоего сердца. Возможно, оно взорвется.

Она хихикнула. Он шутливо стукнул ее по носу.

– Ты, черт возьми, смешная до слез, девочка.

Временами невозможно было поверить в то, что Стефан – охотник. Он сидел, опустив глаза к полу.

– Иногда приходится выбирать: ты или они, так ведь? Тебе кажется, что все просто, но ты не знаешь, как устроен этот мир. Иногда бывает так: убей или убьют тебя. Именно поэтому он у меня. Понимаешь?

Речь шла о пистолете. Шутка согрела Стефана, и Хирке хотелось поддержать его настрой.

– Можно посмотреть? – спросила она.

Он дерзко взглянул на нее, как будто собирался ответить нет, но тем не менее оружие достал.

– Ты хотела себе нож подлиннее, – сказал он. – Уверяю тебя, это как раз он. Если осторожно с ним обращаться.

Она не ответила, позволив ему закончить.

– Это опасная часть, – продолжал он, сделав вид, что не заметил, как искривилось ее лицо. – Если нажать вот сюда, высвободится магазин.

Он нажал и вытащил часть ствола.

– Пули лежат в магазине, так ведь? Когда собираешься его чистить, надо прежде всего убедиться, что он пустой, и только потом спускать курок.

Его голос был таким же механическим, как и звуки, которые исходили от оружия. Он взял ее руку и опустил на пистолет.

– Его нужно крепко держать, так ведь? Положи пальцы сверху и потяни вот это. Ты снимешь эту деталь и сможешь смазать и прочистить бороздки внизу.

Он положил свою руку поверх ее, чтобы казалось, что они вместе целятся в окно. Его рука была теплой, сталь холодной.

Стефан опустил руку, отпустил Хирку и положил пистолет на стол.

– Продолжим в другой раз, – пробормотал он. – Это не важно.

Она поймала его взгляд.

– Что ты сделаешь, если когда-нибудь его поймаешь?

– Не знаю, – ответил Стефан. – Если бы ты спросила месяц назад, я бы ответил, что убью его. Но сейчас это начинает казаться… странным.

– Странным? Убить кого-то? Вот облегчение, – она закатила глаза.

– Он твой отец, так ведь? Это меняет две вещи.

– Нет. Отец умер, – она подтянула замерзшие ноги на диван. Стефан опустил теплую ладонь на ее ступню, которая почти скрылась в ней.

– У тебя есть отец, Стефан?

Он положил ее ноги себе на колени и принялся растирать. Она не мерзла, но позволила ему сделать это.

– Был один. Швед. Влюбился в мою маму, которая была родом из Турина. Я вырос там.

– Это далеко отсюда?

– Пару часов с Нильсом.

Хирка улыбнулась. Этот мир казался больше, чем ее собственный, и одновременно меньше.

– И где они теперь? Твои родители?

Он помедлил.

– Моя мама ушла, когда мне было девять. Она была смертельно больна. Ей представился шанс начать новую жизнь, сказала она. И она воспользовалась им. Оставила меня отцу. С тем же успехом она могла оставить меня на улице. Отец был слабаком. Придурком, который таскался за одной итальянской актрисой. Отдавал ей все, что имел, и свято верил, что ей было до него дело, так ведь?

Хирка дала ему необходимое время. Она знала, что сейчас Стефан открывается ей.

– Ну по крайней мере один проект он сумел довести до конца – умереть медленно. Это уже что-то. Самое ужасное – я много лет думал, что мама ушла, чтобы поберечь его. Чтобы ему не пришлось смотреть на то, как она умирает. Но я думал так до тех пор, пока мы с ней не встретились вновь спустя много лет. Она была по-прежнему молода. По-прежнему полна жизни. А ведь мы говорим о женщине, которой оставалось прожить несколько месяцев после ухода от нас.

Хирка зажала рот рукой.

– Она была одной из них! Одной из забытых?

Стефан не захотел посмотреть ей в глаза.

– Я прошел мимо своей собственной матери. Она меня не узнала. Я проследил за ней и увидел ее вместе с мужчиной, который напугал меня до смерти.

Он засмеялся. Казалось, собственные слова причиняют ему боль.

– Я сказал другим ребятам, что она стала вампиром. Нежитью. Это, скажем так, не слишком помогло. Я и так достаточно выделялся. Наполовину итальянец, наполовину швед. Еще эта губа… Один из учителей посоветовал отцу отвести меня к психологу.

– К психо… кому?

– К врачу. Голову лечит. Такой врач, с которым разговаривают.

– Целитель?

– Как ни назови, моего отца такое не устраивало, так ведь? Сын, который вот-вот слетит с катушек. И он пустил все на самотек. Помер от пьянки. На той скамейке и раньше умирали пьяницы, это тоже нездорово, так ведь? И я остался один-одинешенек. У меня ничего не было. Квартиру мы снимали. Я мог переехать к родственникам, которые меня ненавидели, но разве пятнадцатилетние так поступают?

– Я бы сделала именно так, если бы мне было пятнадцать. И если бы у меня была семья.

– Если бы тебе было пятнадцать? Ты хочешь сказать, в прошлом году?

Она легко пнула его. Он схватил ее ступни и крепко сжал.

– Тебе надо быть осторожнее, – поддразнил он ее. – Даже охотники поняли, что я храбрец. Они слышали, что я рассказывал людям о маме, и они открыли мне все о болезни. О гнили, которая распространяется по миру. Так я стал одним из них. Я охотился на гнилых и убивал их с тех пор, когда мне было столько же лет, как тебе. Так что берегись.

Хирка сглотнула. Улыбка Стефана померкла. Он понял, что сказал.

– Ты не одна из них, Хирка. Ты принадлежишь ему, но это не делает тебя одной из них. В тебе нет ничего гнилого, девочка. Ничего. А вот во мне…

Его ладонь на ее лодыжке задрожала.

– Почему ты никогда ничего не говоришь, Хирка? Ты видела, как я выламываю зубы изо ртов покойников, но ничего не сказала?

– А что мне сказать?

– Скажи то, что недавно говорила. Что они такие же настоящие, как мы с тобой. Скажи, что это неприемлемо! Что те, кого я убиваю, когда-то тоже были людьми. Ты должна сказать, что я сволочь.