Кристина Кашор - Сердце королевы

– Накатывает иногда. Это непомерно унизительно.

Гиддон замолчал. Когда он наконец снова заговорил, растерянности в его голосе уже не было.

– Вы увидели меня с худшей стороны, ваше величество, и ответили добротой.

– Если это и вправду худшее, на что вы способны, значит у По есть истинно замечательный друг.

Гиддон снова уставился на свои руки – большие и широкие, словно тарелки. Биттерблу подавила желание положить на них свою ладонь и подивиться разнице в размерах.

– Я пытаюсь разобраться, что унизительней, – произнес он. – Во-первых, я сумел ударить его лишь потому, что он мне позволил… стоял не шевелясь, будто чурбан для битья, ваше величество…

– Мм? Вдобавок об этом даже никто не узнает, – вставила Биттерблу. – Все решат, это Катса не рассчитала силы на тренировке. Никто не поверит, что вам такое удалось.

– Вовсе нет нужды щадить мои чувства, ваше величество, – сухо сказал он.

– Продолжайте, – улыбнулась Биттерблу. – Вы, кажется, перечисляли по пунктам свое унижение.

– Да, очень любезно с вашей стороны напомнить. Во-вторых, не слишком приятно обо всем узнавать последним.

– А, ну здесь я просто замечу, что вы далеко не последний.

– Но вы понимаете, о чем я, ваше величество. Я провожу с По больше времени, чем любой из вас. Включая Катсу. Хотя на самом деле гадать тут нечего.

– В каком смысле?

– Унизительнее всего… – начал он и умолк, стиснув зубы и с несчастным видом обхватив себя руками за плечи, словно мог защититься от того, что случилось, как от удара или холодного ветра. Но конечно же, не мог.

Биттерблу молча вытянула ноги и принялась демонстративно разглаживать складки на штанах, чтобы не смущать его взглядом.

– Я понимаю, – только и сказала она.

Он кивнул:

– Я так много открыл ему о себе. Особенно в первые годы, когда еще ничего не подозревал и мне даже в голову не приходило следить за тем, о чем я думаю, – к тому же я на дух его не переносил. А он слышал каждую мою презрительную мысль, каждый укол зависти чувствовал. И теперь я вспоминаю все это – всю свою злобу – и стыжусь вдвойне, ибо мои воспоминания терзают не одного меня, а и его тоже.

Да. Любому, кто сталкивался с человеком, читающим мысли, – особенно если тот скрывает свой Дар, – именно это казалось хуже, несправедливее и унизительнее всего. Именно этого и боялась Катса: лавины ярости и унижения, которая обрушится на По, особенно если он начнет открывать правду всем подряд.

– Катса говорила: когда По ей признался, она тоже чувствовала себя униженной, – сказала Биттерблу, – и злой. Пригрозила рассказать всем. Не хотела больше никогда его видеть.

– Да. А потом сбежала с ним.

Гиддон произнес это подозрительно мягко. Помолчав немного, она решила воспользоваться моментом и задать совершенно неуместный, но слишком уж зудящий вопрос:

– Вы в нее влюблены?

В его карих глазах сверкнуло изумление.

– А это вас как-то касается?

– Нет, – сказала она. – Тогда, может, в него?

Гиддон в замешательстве провел пальцами по бровям:

– Ваше величество, откуда такие вопросы?

– Ведь все сходится, разве нет? Это бы объяснило размолвку с Катсой.

– Надеюсь, вы больше ни с кем не заводили подобных разговоров. Если вам вздумается что-то выспрашивать, спрашивайте меня .

– Так ведь я и спрашиваю, – сказала Биттерблу.

– Хм, да, – к своей чести, вполне добродушно признал Гиддон. – И в самом деле.

– Ни с кем, кстати…

– Ваше величество?

– Ни с кем я не завожу подобных разговоров, только с вами. И никто мне ничего конкретного не говорит. А я умею хранить тайны.

– А, – опомнился он. – Что ж, на самом деле это не такая уж большая тайна, да и вам я, пожалуй, не прочь рассказать.

– Спасибо.

– Не за что. Это все ваша деликатность. Так и тянет обнажить перед вами душу.

Биттерблу ухмыльнулась.

– Когда-то я был… можно сказать, одержим… Катсой, – сказал Гиддон, – и это продолжалось довольно долго. Я наговорил ей много сумасбродных глупостей, которых теперь стыжусь, и Катса не может мне их простить. С тех пор я от своей одержимости избавился.

– Точно?

– Ваше величество, – многострадальным тоном сказал он, – среди моих наименее привлекательных черт имеется определенная доля гордости. И она исправно служит мне, когда я понимаю, что женщина, которую я люблю, никогда не сможет и не согласится дать мне то, чего я хочу.

– Чего вы хотите»? – едко повторила Биттерблу. – Значит, вот что для вас важно – ваши желания? И каковы же они?

– Для начала, чтобы она согласилась нести тяжкое бремя моего общества. Боюсь, это обязательное условие.

Биттерблу расхохоталась. Гиддон посмотрел на нее с улыбкой, а потом вздохнул.

– Дурные чувства оставляют след, – тихо сказал он, – даже если то, что породило их, давно умерло. Мне хотелось врезать По с того самого мгновения, как я впервые его увидел. Рад, что дело наконец-то сделано. Теперь я понимаю, сколь пустое это было желание.

– Гиддон, – вздохнула Биттерблу и умолкла, ибо хотела сказать ему то, чего не могла выразить.

Биттерблу любила Катсу и По любовью неохватной, как сама земля. Но ей было известно, каково это – потеряться на окраине их любви друг к другу.

– Мне нужна ваша помощь, – сказала она, решив, что ему, пожалуй, не помешает отвлечься.

Он с удивлением посмотрел на нее:

– В чем, ваше величество?

– Кто-то покушается на жизни людей, которые хотят пролить свет на преступления Лека, – произнесла она. – Если вы услышите что-нибудь об этом в городе, дайте мне знать, хорошо?

– Конечно, – сказал он. – Небо. Думаете, это кто-нибудь вроде Данжола? Лорды, которые воровали для Лека и боятся, что всплывет правда об их прошлом?

– Не имею представления. Но это, по крайней мере, было бы логично; да, нужно проверить. Хотя я даже не знаю, с чего начать, – устало добавила она. – Есть сотни лордов, о которых я никогда даже не слышала. Гиддон, что вы думаете о гвардейце Холте?

– Холт – союзник Совета, ваше величество, – сказал Гиддон. – Во время собрания в библиотеке он стоял на часах.

– Вот как? А еще он ворует у меня статуи.

Гиддон уставился на нее в замешательстве.

– А потом возвращает на место. Когда будете иметь с ним дело, присмотритесь к нему, хорошо, Гиддон? Я беспокоюсь о его здоровье.

– Вы хотите, чтобы я присмотрелся к Холту, который крадет у вас статуи, потому что беспокоитесь о его здоровье, – озадаченно повторил Гиддон.

– Да. Душевном здоровье. Пожалуйста, не говорите ему, что я упоминала статуи. Но вы ведь ему доверяете, да, Гиддон?

– Крадущему ваши статуи Холту, у которого, возможно, проблемы с душевным здоровьем?

– Да.

– Пять минут назад доверял. А сейчас как-то засомневался.