Гай Орловский - Ричард Длинные Руки. Церковь и демоны

Он продолжал следить за моим лицом, ответил мягким голосом:

– Он рассказал об этом случае, но у меня создалось впечатление, что вы ему уступили. При дворе пробыл недолго, сейчас руководит армией в королевстве Бенховейн. Ему это нравится больше.

– Расставляете своих людей? – поинтересовался я. – Обязанных вам лично?.. И без местных корней? Мудро, ваше величество.

– Обычная практика, – заметил он.

Я оглянулся на дверь, там уже дважды заглянул кто-то, стараясь делать это незаметно, поднялся медленно и с достоинством.

– Ваше величество, я вас уже утомил. Ваш лекарь беспокоится, чтобы не переработались… Мне кажется, спорные вопросы утрясли, а договор о сотрудничестве хотя бы вербально, но подписали. Передайте мои наилучшие пожелания своей внучке Клариссии, она само очарование, и несравненной герцогине Кэйтериссе, что блещет не только красотой, но и умением ею пользоваться.

Он встал сразу, как только я поднялся, выслушал, скупо улыбнулся.

– Обе будут польщены.

Проводил меня до двери то ли из вежливости, то ли давая понять, что полностью признает мою доминантность, но я ощутил его сожаление и легкую досаду, маленький якорек лишь скользнул по моей броне, не зацепив за живое.

Хотя оба якорька хороши, это я сам успел сжаться, чтобы растопыренная чешуя как можно плотнее прижалась к телу, закрывая щели. Таков образ жизни императоров, всего остерегаться и всего страшиться. Коня нужно остерегаться сзади, волка спереди, а императору ждать нападения со всех сторон, потому что он среди людей, самого хищного зверья на свете.

Апартаменты покидать не стоит, обязательно наткнусь на леди Элизабет. Словно некий магнит тянет друг к другу, она чувствует, где я и куда направляюсь, а я хоть и стараюсь избегать, но что-то не дает…

Почему я такая грубая скотина, нельзя же так с трепетной девушкой, хотя и надо, вижу. Элизабет яркая и прекрасная, как беззаботно порхающий мотылек, но уязвимая, такое только теперь начинает с изумлением открывать в себе.

Подпускать к себе нельзя, нельзя, нельзя. В своей чистой наивности может проломить мою защиту, сама того не подозревая. А у меня только работа, никаких любовей. Сколько раз сердце рвалось, а душа наполнялась едкой горечью? Такие мерехлюндии позволительны простому рыцарю или даже барону, хотя и осуждаемы, но уже для короля чревато, а императору вовсе недопустимо ввергаться в пучину страстей и терзаний из-за женщины в такой сложной международной обстановке, а для нас, императоров, она простой не бывает.

– Файр, – велел я шепотом, – явись пред грозны очи повелителя!..

Посреди кабинета хлопнуло, словно разорвалась граната, воздух колыхнуло от центра во все стороны. Возникла массивная, как тунгусский метеорит, шипастая глыба, что сразу же превратилась в огромного коня с зубастой пастью и хвостом ящера.

– Файр, – сказал я, – возвращаемся. А там получаешь полную свободу. Нетрудная работа, верно?.. Хотя и не работа даже, а просто предлог, чтобы дать тебе вольную волю на законных основаниях. Ту самую, за которую первые герои заплатили жизнями.

Он громыхнул тяжелым раскатистым голосом:

– Слушаю и повинуюсь, господин…

– В то же место, – велел я. – Откуда мы начали…

Его сдвинуло ко мне всей массой, я поспешно задержал дыхание. Резко сгустилась тьма, в голове раздался звон, а ноги зависли в пустоте, потеряв опору. Я сжал кулаки и приготовился ждать столетия или даже вечность, насколько хватит дыхания, однако подошвы почти моментально и очень деликатно коснулись твердого.

Тьма моментально исчезла, будто отдернули штору. Я с сильно бьющимся сердцем, уже успело перетрусить, повел глазами по сторонам.

Так и есть, я в своих апартаментах, в самой дальней части, где спальня и туалет с ванной. Точно на том месте, откуда и отбыл. Похоже, ужас и столетнее ожидание во время перемещения есть мое воображение, а если и не воображение, то все равно от меня зависит, как долго и как мучительно буду перемещаться.

Файр замер в неподвижности, я повернулся к нему, стараясь держаться вольно и раскованно.

– Ты справился, Файр!.. Своей великой властью над стихиями освобождаю тебя от подчинения. Как мне, так и кому-либо. Кроме ваших старших, конечно. Кто бы ни узнал твое тайное имя, отныне не властен над тобой, ибо освободил тебя тот, кто выше всех магов мира!..

Он отступил, к моему изумлению, неуклюже поклонился, подсмотрел у кого-то, сжался в ком, не касаясь пола, словно гравитация для него не гравитация, завибрировал и пропал с едва слышным хлопком, а в воздухе остался сильный запах озона.

Хрурт охнул, когда я с самым независимым видом вышел из покоев в кабинет, тот расположен ближе к выходу.

– Ваше величество!

– Да, – согласился я, – мое величество. Что, пока меня не было, здесь на столах голыми танцевали? С пьяными бабами?

Он помотал головой.

– С вами потанцуешь! Все ж увидите. К вам тут ломились всякие, у всех срочные дела.

– А ты их?

– Отправлял к герцогу Гуммельсбергу, – отрапортовал он. – Кого-то к Дарабосу, кого-то прямо к Рокгаллеру…

– Молодец, – поощрил я, – понимаешь. Вообще-то пора государственного секретаря завести. Назовем его императорским. Лорд-канцлер все-таки лорд-канцлер…

Явно приободренный, он подсказал:

– А герцог Гуммельсберг хто?

Я подумал, кивнул.

– Ты прав. Вот что значит мнение народа!.. Так и запишем, по волеизъявлению народных масс назначить герцога Гуммельсберга государственным секретарем империи Клонзейд!

Он засиял, польщенный, а я державными шагами прошел в широкий коридор. Дежурящие там гвардейцы тоже вздрогнули и вытаращили глаза, я кивнул и прошествовал к лестнице.

По дороге встретил Келляве и Вуднайера, устроителя императорских торжеств, он сразу ринулся ко мне выяснять детали торжества по поводу возведения герцога Гуммельсберга в принцы. Пока с ними переговорил, весть о моем возвращении прокатилась по дворцу, на первом этаже увидел спешащего мне навстречу Альбрехта.

– А-а-а, – сказал я, – только с постели?.. К вечернему флирту готовитесь?

Он окинул меня оценивающим взглядом.

– Добрый день, ваше величество. Вижу по хорошему настроению, кого-то здорово обжулили. Но теперь по мелочи не работаете, небось не меньше королевства прихватили?

– В точку, – сказал я. – Вы удивительно проницательны, сэр Альбрехт, просто не узнаю вас. Как будто подсматривали. Не хотел, но пришлось. Да и на дороге королевство лежало…

– На Большой Дороге? – уточнил он. – Великой Дороге Ричарда?..

– Да, – подтвердил я, – только с названием не спешите. Пусть народ сам ее как-нибудь обзовет.

– Но народ, – напомнил он, – это же вы?.. А остальные так, население…

– Прогуляемся, – велел я. – Я перипатетик, на ходу лучше думается.