Сара Хеннинг - Наследницы моря [litres]

Я убираю оружие и пули в карманы. Уилл, кажется, почувствовал, что это убедило меня. Теперь парень стоит на краю в ожидании, когда я сделаю первый шаг. Но прежде у меня осталась парочка вопросов – я не такая доверчивая, как Алия.

– Зачем ты это делаешь? Почему желаешь помочь мне? Зачем этой женщине, Катрин, помогать мне? Подозреваемый в убийстве остается подозреваемым в убийстве – особенно если это ведьма.

Уилла не смущают мои вопросы. Юноша дает простой ответ, но его взгляд не отрывается от моего лица.

– Потому что я провел последние три месяца своей жизни в попытках помешать подлодкам Хаунештада попасть в руки немцев.

– Почему?

– Потому что они станут самым смертоносным оружием в этой войне. – Уилл делает паузу и дает мне это осознать, прежде чем продолжить. – Самолет может скидывать бомбы, но существуют предупреждающие сирены, бомбоубежища и все такое. Подлодки подбираются из глубины без предупреждения и милосердия. Только в этом месяце затонул корабль Его Величества «Искатель пути». Его корпус был расколот надвое. Затонул он за пару минут. Двести пятьдесят девять душ оказались потеряны в море.

От этих цифр у меня перехватывает дыхание – двести пятьдесят девять.

Я только что потеряла свою сестру, и это кажется и концом меня самой. Сколько десятков людей испытывают то же самое, когда их любимые погибают в море?

И если люди вот так поступают друг с другом, то что сделают с нами?

– Можно представить, что после такого успеха они желают еще больше таких лодок. И хотя Дания не принимает ничью сторону в этой войне, Николас увидел возможность для своего почти обанкротившегося королевства выплатить долги. А может, даже подзаработать. Они втайне строили здесь лодки, планируя спустить их в море в проливе Эресунн для Германии. – Мои мысли возвращаются к школьным картам узких водных проходов и открытых морей. – Топить солдат, топить груз – убивать людей на палубах и заставить Великобританию голодать – таков план Германии.

Я лишилась дара речи. Ставки для меня не так высоки, как для людей – немцев, англичан, датчан. Они все одинаковы для меня. Но сама потеря жизни и связанная с этим жестокость практически осязаема.

– Отец Софи подталкивал Николаса строить подлодки. Махал деньгами перед его лицом и шептал обещания ему на ухо. Эта война помешала летнему сезону охоты на китов. Сундуки короля уже почти опустели, поэтому он заглотил наживку. – Уилл опускает взгляд, а потом отводит его в сторону. За его глазами мелькают воспоминания. – Я пытался убедить его, что заработать можно другим способом. И Софи разговаривала с бароном. Однако даже дочь не может заставить отца изменить мнение.

Ну об этом я знаю по собственному опыту.

Уилл продолжает:

– Когда стало ясно, что убеждения не помогут, мы начали строить альтернативные планы. Я не хочу – и известные мне ведьмы не хотят, – чтобы это оружие попало в чьи-то руки. Их нужно уничтожить. Именно за этим мы и собирались проследить.

Меня всегда учили, что люди – это наши самые худшие ожившие инстинкты. Но, возможно, здесь есть и что-то хорошее.

– А Катрин – одна из ведьм, выступающая против подлодок?

Уилл кивает.

– Как я и сказал, дом Катрин безопасен. Когда я говорю, что там ты будешь в безопасности, то могу это гарантировать. Нас не подозревают в убийстве, однако в случае провала мы, скорее всего, попадем в плен кучке сердитых немцев – прежде чем Хаунештад отправит нас в изгнание за колдовство.

Он переводит дыхание и встречается со мной взглядом.

– Если хочешь присоединиться к нам, то нам не помешает такая ведьма, как ты.

Ради эффекта парень снова протягивает цветок. Предложение мира.

В этот раз я принимаю его.

Эта солнечная вещица светится в моих руках. У нее нет корня, но сойдет. Я нежно опускаю цветок на место, где недавно сидела моя сестра.

– Vaxa. Lif.

Маргаритка теплеет в моей руке, выпрямляется и укрепляется – пока не становится единой с землей, а ее солнечное сердечко не поднимается к небесам.

– Dveljask , – обращаюсь я к ней.

Оставайся .

Хотя я ее и не создавала, этот цветочек почему-то становится идеальным стражем. Он стоит прямо. Так я всегда буду знать, где меня покинула Алия.

Мы с Уиллом идем молча. Единственный звук – бум, бум, бум: пистолеты бьются о мои бедра на каждом шагу. Хоть я и благодарна за передышку, через пару минут молчание начинает угнетать меня.

– Ты не такой, каким был в замке, – говорю я. – Тот парень мог заговорить меня до смерти.

– Я становлюсь другим в подобных ситуациях, – соглашается он, коротко усмехнувшись. – Людям с титулами всегда нужно шоу. Им не требуется мальчик с фермы из Аархуса, просыпающийся перед рассветом, чтобы покормить цыплят. Им нужен мужчина, который красиво одевается, кланяется и смеется в нужные моменты.

– Ну, я бы хотела познакомиться с юношей из Аархуса. Кто он? Помимо создателя маргариток.

– Он разговаривает как простолюдин и выглядит так же. Расстояние между аристократами и простолюдинами стало меньше, чем хотелось бы обладателям титула, который их семьи удерживали уже сотни лет.

Странно думать в рамках человеческих лет – сотни лет под водой означают одного правителя. Вроде моего отца.

– Если бы я пришел на организованный вечер сразу после работы, меня бы с ужасом выгнали. Я – живое напоминание размытия границ между социальными классами. Людям нравится, когда аристократы доступны и человечны – Ольденбурги особенно хороши в этом, – но они не хотят, чтобы те стали грязными.

– А тебе не нужен титул, который ты получил вместе с именем, Уильям Йенсен?

Уилл пожимает плечами:

– Его наличие не делает меня лучше. Я все тот же парень с куриным пометом на сапогах. Настоящий я в имени, а не в титуле.

Думаю, это правда. Однако до времени, проведенного на суше, у меня не нашлось возможности прочувствовать это.

– Так это настоящий ты?

– Это я, лучше всего мне известный. – А потом юноша смотрит прямо на меня: – А это настоящая ты?

Я отвечаю правдиво:

– В данный момент да.

– По крайней мере честно, Руна.

Мы придерживаемся линии берега. Массивный утес уходит все вниз и вниз. Там берег встречается с границей, где когда-то была скала. А потом берег становится плоским, насколько видно глазу. Здесь раскинулись густые летние пастбища.

– Вон там, – говорит Уилл. Я смотрю вперед, но вижу лишь переход травы в берег.

Мы подходим к холму. Вместо того чтобы подняться, Уилл его обходит, а я иду следом.

Но, обходя земельную массу, я понимаю: это совсем не холм – это земляной дом. Старое каменное основание торчит из густых слоев сена. Они скрывают фасад. Окно закрывают маленькие коричневые ставни, а рядом с ними такая же коричневая дверь. Издалека все это выглядело как нечто не стоящее внимания.