Т. Баррон - Семь песен [litres]

Я вдруг понял, что до сих пор ощущаю в душе, в сердце, присутствие Рии. Частица души моей сестры осталась во мне. И я знал, что она останется со мной навсегда.

– Да, – сказал хрупкий седой старик. – Твое обучение искусству волшебства только началось. Но близкое знакомство с мудростью и душой твоей сестры было частью его. Важной частью.

– Моя восьмая Песня, можно сказать.

– Да.

Я взглянул на Рию.

– Айла пыталась сказать мне это, а я ее не понял. Но теперь, как мне кажется, я начинаю улавливать, в чем смысл.

Она прикоснулась к своему амулету.

– Другими словами… ты научился слушать инстинкты.

Несчастье издал звук, который можно было принять за смех.

Проведя рукой по туманной завесе, которая поднималась снизу, я внимательно всмотрелся в лицо Дагды.

– Инстинкт говорит мне, что Финкайра – мой настоящий дом. Но все же… другой инстинкт говорит, что это не так. В чем же правда?

Старик грустно улыбнулся.

– А, ты начинаешь учиться! Так же, как истинная любовь, заключающая в себе одновременно радость и печаль, инстинкты часто говорят нам противоположные вещи. Однако в этом случае я могу ответить на твой вопрос. Людям из иных мест не суждено долго жить на Финкайре. Да, ты чувствуешь себя здесь как дома, но все же в один прекрасный день ты должен будешь вернуться на Землю. Ты можешь остаться еще ненадолго, потому что у тебя есть здесь незаконченное дело, но в конце концов тебе придется уйти.

Я до боли прикусил губу.

– Ты всемогущ, разве ты не можешь позволить мне остаться?

Дагда покачал головой, глядя на меня с состраданием.

– Я мог бы это сделать, но не стану. Между двумя мирами должна сохраняться преграда, потому что каждый из них соткан из своей, особенной ткани, имеет свою душу, и их самостоятельность нужно уважать. – Он тяжело вздохнул. – Вот почему я вынужден воевать с Рита Гавром одновременно на нескольких полях сражений. Ему хотелось бы разорвать ткани Мира Иного, Земли и Финкайры – для того, чтобы сплести из них свой собственный извращенный мир. Он стремится лишь к одному: править всеми мирами, сделаться повелителем вселенной.

– Именно поэтому жители Финкайры потеряли крылья? – спросила Риа, взглянув на клубившиеся вверху облака. – Потому что забыли, что нужно уважать мир, в котором живешь?

– Ты действительно наделена большой проницательностью, Рианнон. Ты на верном пути, но остальное ты должна узнать сама.

– Дагда, могу я спросить у тебя кое о чем? – Я помолчал, с трудом подыскивая слова. – Есть пророчество. В нем говорится, что лишь дитя, рожденное от человека с Земли, может победить Рита Гавра и его приспешников. Это правда? А если правда, то скажи, этот ребенок – один из нас?

Седовласый бог прикоснулся к веточке омелы, свисавшей с корней дерева поблизости от нас.

– Я не могу поведать тебе всего, что ты желаешь узнать, но могу сказать вот что. Это пророчество заключает в себе зерно истины, и даже более того. Но все же, хотя именно твоя сестра уничтожила Балора, единственный человек, который может остановить Рита Гавра и помешать захвату Финкайры, – это ты.

Я снова испытал чувство, будто мне не хватает воздуха, горло словно стиснула рука великана. Внезапно я вспомнил тень смерти и то, как она набросилась на Элен, проникла в ее тело.

– Пусть я умру, сражаясь с Рита Гавром, сейчас для меня важнее другое. Есть ли какой-то способ – любой, неважно какой – спасти от гибели нашу мать?

Риа перевела озабоченный взгляд с меня на Дагду. Несчастье забегал по моему плечу, взволнованно захлопал крыльями.

Бог в образе дряхлого старика тяжело вздохнул.

– У вас еще есть время, хотя его совсем немного. Лишь несколько часов остается до того момента, когда убывающая луна исчезнет. А когда истечет время жизни луны, закончится и жизнь твоей матери.

– Мы пришли за Эликсиром, – умоляющим тоном проговорил я. – Ты можешь дать его нам?

Дагда наклонился к крупной, толстой ветви. Он осторожно прикоснулся кончиком пальца к одной из капель росы. Капля отделилась от ветви, накрыла палец, словно крошечная хрустальная чашечка. Он снял эту чашечку, и она осталась на его ладони, похожая на маленький хрустальный флакон.

Он слегка поморщился. В этот момент в крошечном флаконе появилась единственная капля алой жидкости. Кровь самого Дагды. Когда сосуд наполнился до краев, его горлышко само собой запечаталось.

– Ну вот. – Он говорил хрипло, с трудом, словно приготовление эликсира лишило его сил. Слегка дрожащей рукой он протянул мне сосуд. – Возьми.

Когда я развязал свой кожаный мешочек и положил туда флакон, то почувствовал, как когти Несчастья впились в мое плечо. Сокол потерся о мою шею головой, покрытой мягкими перышками.

Дагда угадал мой вопрос раньше, чем я успел его задать.

– Нет, Мерлин, он не может пойти с тобой. Твой друг Несчастье отдал свою жизнь в Черном замке для того, чтобы спасти тебя. И теперь он принадлежит этому миру.

Птица едва слышно свистнула. Вокруг нас сгущались клубы тумана, и мой взгляд встретился со взглядом черных глаз, обведенных желтым ободком. Мы смотрели друг на друга в последний раз.

– Я буду очень скучать по тебе, Несчастье.

Птица снова потерлась о мою шею, взлетела и исчезла в небе.

На лице Дагды тоже отразилась боль.

– Сейчас тебе не станет от этого легче, Мерлин, но я скажу тебе вот что: однажды, в далекой стране, ты почувствуешь на плече хватку когтей другой птицы.

– Мне не нужна другая птица.

– Я понимаю. – Старик протянул ко мне здоровую руку, погладил меня по щеке. – Сейчас ваши пути разошлись. Но никому не дано знать всех поворотов дорог и сюрпризов, которые ждут вас в мирах живых и мертвых.

– Даже тебе?

– Даже мне. – Дагда снял с моих плеч мантию из омелы. – А теперь идите, дети, и не падайте духом.

Когда волна плотного тумана хлынула на меня, поглотив все вокруг, я услышал последний, прощальный крик Несчастья.

Нас окутала тьма. Единственным источником света служили звезды, мерцавшие на черном небе. Я обнаружил, что по-прежнему стою на коленях, и Риа по-прежнему сидит рядом со мной. Но призрачный туман сменили зазубренные скалы и крутые утесы. Там, где только что возвышалось Дерево Душ, я увидел круг из блестящих белых камней. Неподалеку лежал труп воина-гиганта.

Я взял руку Рии.

– Мы снова у входа в Колодец.

– Истинная правда, истинная правда, истинная правда. – Из полумрака появилась сгорбленная фигура Бамбелви. – Я и не думал, что ты вернешься. И я вижу, что ты принес обратно тело…

– Рии, – перебила она. – Целой и невредимой.

Бамбелви замер, так и не опустив ногу на землю. Даже в темноте я заметил, что глаза у него стали совершенно круглыми. На мгновение его рот и многочисленные подбородки приподнялись уголками вверх – едва заметно. Это продолжалось всего долю секунды, не больше. Но я все же был уверен в том, что он действительно улыбнулся.