Ники Пау Прето - Корона из перьев [litres]

Или печати.

Вероника с удивлением обнаружила, что рисунок ей знаком: окутанные пламенем распростертые крылья и буква А посередине. Печать Авалькиры Эшфайр. Вероника и прежде встречала ее: на отрезах кожи, что продавались на рынках в переулках, или на изображениях фениксов на самых задворках империи. А еще, конечно же, в своих снах.

Вероника вызвала в памяти последнее видение – то, где Авалькира поставила печать на документе, который затем ее сестра разорвала.

То ли это самое кольцо?

Сняв его с пальца, Вероника увидела гравировку на изнаночной стороне: мелкая, они почти не читалась, но все же Веронике удалось разобрать:

Авалькира Эшфайр, Увенчанная перьями. Р: 152 г.п.и. – С.: 170 г.п.и.

Даты были проставлены на имперский манер, то есть сокращение «г.п.и.» обозначало «год после основания империи». Срок – восемнадцать лет, а значит, это не годы правления и не Войны крови. Это годы жизни. Родилась в 152 г.п.и., умерла в 170 г.п.и.

Сердце забилось чаще, когда Вероника разглядела еще одну дату:

ПР: 170 г.п.и. —

ПР? Что бы это значило? Не успел вопрос оформиться в голове, а с губ уже слетел ответ:

– Перерождение, – прошептал Вероника. Морра говорила, что такое возможно, и это бы объяснило многое в поведении сестры: то, откуда она так много знает об истории и магии, оружии и военном ремесле, древнем языке и политике, равно как и ее чувство превосходства и одержимость властью.

Еще Вероника вспомнила разговор с Вал на празднике солнцестояния – когда Вероника спросила, почему Игникс, если еще жива, до сих пор не дала знать о себе: «А вдруг она боится? Вдруг мир для нее слишком сильно изменился?»

Вал – Авалькира Эшфайр. Вероника всей душой, всем сердцем чувствовала, что это правда. Это было столь же странно и чудесно, как и ее собственная связь с Ксепирой. Вот только Вал почему-то держала свое перерождение в секрете. Почему?

Впрочем, кое-кто знал о нем, поняла, садясь, Вероника. Майора. Илития Шэдоухарт служила Авалькире Эшфайр на войне и продолжила служить после ее воскрешения. Вот почему неизменно уступала старшей из сестер, позволяя злиться, буянить и изливать желчь. Илития была солдатом, а Авалькира Эшфайр, даже ребенком, оставалась ее королевой.

Искала ли Морра погибшую королеву, когда угодила в засаду и потеряла ногу? Нашла ли ее Илития или наоборот? Снова вспомнился день, когда Веронике удалось приручить змею: Вал тогда показалась ей незнакомкой – потому что ею она и была. Илития встала на защиту Вероники, пока не узнала в Вал свою погибшую госпожу. Должно быть, Вал с помощью тенемагии искала других анимагов, друзей и союзников. Запертая в теле ребенка, обремененная тайной об истинной своей сущности, она ждала, искала возможности снова стать наездницей, стать собой. Вернуться она хотела бы, наделенная силой и властью, а не как голодранка, бессильная простолюдинка. Империя наверняка стала бы охотиться на нее, к тому же у нее не было соузника. А какая же она королева-наездница, если не сидит верхом на пламенеющем фениксе?

Вал была упряма и горделива, она скорее умерла бы в безвестности, чем признала, кто она такая на самом деле и как низко пала. Прошло уже шестнадцать лет. Ясно же, что обманывала, будто ей всего семнадцать, если родилась в ночь Последнего сражения. Сколько еще она намеревалась выжидать?

Догадка помогла привести в порядок мысли, зато в душе распрямилась пружина сомнения. Если Вал – погибшая шестнадцать лет назад наследница рода Эшфайр… кто тогда Вероника?

Младшая сестра Ферония магией не обладала, не обзавелась соузником и воскреснуть не могла. К тому же Вероника не помнила часть прошлого; видения, приходившие во сне, были воспоминаниями Вал, и смотрела Вероника глазами Авалькиры, не Феронии.

Вероника снова улеглась на подушку, крепко зажав в кулаке печатку. И хотя от усталости конечности налились свинцом, а мысли текли водой, сон все не шел.

Вероника смотрела, как тени перемещаются по потолку, постепенно удлиняясь, пока тьма наконец не поглотила барак. Не в силах оставаться наедине со своими мыслями ни мгновением дольше, Вероника вышла, чтобы развеяться.

Было поздно, и большую часть работ отложили до утра. Вероника бродила по двору, искала, вдруг где-то еще не спят, и наконец вошла в двери лечебницы при храме. По залу бродили лекари, посетители и легкораненые. Говорили все шепотом, стараясь не тревожить спящих и отдыхающих.

Помещение было большим, просторным, и на части его делили колонны: молельную обрамляли проходы. В центре жрецы и последователи обычно возносили молитвы среди курящихся благовоний, а вечный огонь олицетворял Сердце Аксуры, но их отрядили помогать единственной целительнице и горстке повитух.

В левом проходе Вероника отыскала Сэва – среди тех, кому не грозила смерть и кто шел на поправку, тогда как противоположный проход отвели для тех, кто умирал или еще был на грани.

Она испытала невероятно облегчение, увидев, что Сэв поправляется, и еще больше обрадовалась, обнаружив, что он не спит. Сэв сидел, упираясь спиной в гору подушек.

Опустившись рядом на корточки, Вероника ощутила себя неловко, не зная, куда деть руки.

– Привет, м-м, помнишь меня?

Сэв как будто не удивился.

– Конечно, – он скованно обернулся к ней. – Ты мне жизнь спасла.

Напряжение чуть спало, и Вероника улыбнулась:

– Сперва ты спас меня.

Губы Сэва изогнулись в подобие улыбки. Грустной улыбки.

– Как твое плечо? – продолжила Вероника, кивнув на плотную повязку. У самой Вероники остались синяки и царапины на лице и шее, но в остальном она не пострадала.

Сэв пожал плечами и тут же скривился: боль копьем пронзила рану.

– Жить буду.

– Вот и славно, это хорошо, – кивнула Вероника. Оглянувшись через плечо, она присела поудобнее. – Хотела поговорить об Илитии.

Вопрос удивил Сэва, но выражение недоумения быстро сменилось скорбью.

– Мы… с ней недолго общались. – Голос Сэва чуть дрогнул. – И я не больно-то знаю, кем она была прежде.

Вероника качала головой, отчаянно ловя каждое слово – точно мучимый жаждой цветочек на только что политой клумбе.

– Ничего страшного. Расскажи все, что знаешь. Какая она была?

Сэв задумчиво почесал затылок:

– Властная. Порой жестокая. Острая на язык, быстро соображала. Рассказывала лучшие байки. А еще она была добрая, хотя старалась этого не показывать.

Вероника сама не заметила, как улыбнулась. Большую часть этого она уже знала, и последние сомнения, об одном ли человеке они говорят, развеялись. Приятно было узнать, что Илития из ее воспоминаний – настоящая, не выдуманная, как та же Вал.

– А откуда ты ее знаешь? – спросил Сэв, возвращая Веронику в настоящее.