Ники Пау Прето - Корона из перьев [litres]

Впрочем, неважно, у Вероники боевого опыта и того меньше.

– Нет. Слишком опасно.

– Знаю, но меня ты потерять можешь, а других нет.

Тристан отбросил мех с водой.

– Если ты думаешь, что я охотно пожертвую тобой только потому, что ты девчонка, – горячо прошептал он, – или потому, что ты не обученный наездник, или что ты еще там себе надумала, то ты еще безумнее своей сестры.

Вероника удивленно раскрыла рот.

Тристан бурно дышал. Хотелось орать. Хотелось швыряться предметами. Хотелось поджечь эти проклятущие тросы, по которым на стену лезли враги…

В голове что-то щелкнуло. Ну конечно, он не подумал об этом сразу, потому что старался об этом не думать вовсе. Огонь.

Схватив ближайший фонарь, Тристан вылил из него остывшее масло на веревку с крюком и велел подать факел из ближайшей жаровни. Когда же он чуть дрожащими руками поднес факел к пропитанной маслом веревке, загорелась она не сразу – да и то слабым синеватым пламенем, – и вскоре погасла. Так вот чем пропитаны тросы: той же огнеупорной смолой, которой наездники обрабатывают свои костюмы.

– Тристан, – Вероника схватила его за грудки. – Если крепость падет, мы все погибнем: слуги, селяне, наездники, фениксы. Ты позволил людям сражаться за дом, теперь дай сразиться фениксам. Ты что, не чувствуешь? – тихо спросила она под конец, глядя в сторону Гнезда.

Тристан сосредоточился и наконец тоже ощутил это: жар, волны которого долетали из скальной расселины за аркой, а следом за ними – порывы гнева и ярости. Рекс томился внизу вместе с другими, и его пламенные чувства разжигали собственные дикие эмоции Тристана. Рекс рвался в бой, а Тристан запретил ему. Приказал посадить питомцев на привязь и удерживать в Гнезде, прямо как самок в вольере.

– Ты права, – признал он, и Вероника отпустила Тристана, удивленная, что так просто удалось его убедить. – Это их дом, это их соузники, их стоит пустить в бой. К тому же, – добавил он, кивая на пропитанную смолой веревку и подавляя в себе вздымающуюся волну страха, – ничто не горит жарче фениксова пламени.

– А ты полетишь? – спросила Вероника, когда они пересекали двор.

– Нет, – ответил Тристан, пусть и хотелось обратного. Уж лучше ему быть в воздухе, чем здесь, среди пылающего огня. – Нельзя, чтобы подмастерья погибали на стенах, они – одни из лучших бойцов. К тому же фениксам безопаснее без седоков. Мы утяжеляем их, а металлические крепления в седлах бликуют. Без нас птицы летают почти незаметно и показываются, лишь когда сами того хотят. Когда воспламеняются.

Встретившись на мостовой с Андерсом, Тристан объяснил ему план и попросил передать его остальным подмастерьям. Им предстояло направлять питомцев с земли.

– А что самки? – спросила Вероника, когда Андерс умчался и Тристан снова решительным шагом направился к Гнезду.

– Если твоя соузница так рвется в бой, пусть, – ответил он, не сбавляя шага. – Как бы там ни было, клетку она покинет.

Выражение благодарности на лице Вероники было столь открытым, а глаза ее осветились так ярко, что Тристан даже смутился. Захотелось обнять ее, взъерошить волосы на голове или ткнуть кулаком в плечо… Тристан выбрал нечто среднее: взял ее за плечо и крепко сжал. Что-то пробудилось в глубине души. Он понял: Вероника – это Ник, а Ник – это Вероника. Эти двое – один человек, и от этой мысли в груди словно распутался тугой узелок.

Первым делом они направились к питомцам подмастерьев. Одни фениксы, посаженные на цепи, томились, скучившись, на самом верхнем уровне Гнезда, другие низко и скорбно выписывали круги в воздухе.

Ощутив присутствие хозяина, Рекс тут же развернулся, прерывая полет, и опустился на край каменного карниза. Веронику с Тристаном обдало жаром и искрами. Вероника отпрянула, а вот Тристан не тронулся с места – на проявления слабости времени не оставалось.

Рекс вскинулся, точно разъяренный скакун. Тогда Тристан схватил его за клюв и притянул к себе, заглянул в глаза.

«Ты нужен мне», – передал он через узы, ободряюще похлопав его по шее одной рукой, а другой снимая оковы. – «Мне жаль просить об этом, но тебе надо в бой. Вести за собой других».

Рекс грозил воспламениться прямо здесь и сейчас. Тристану захотелось отскочить в сторону, но он медлил – нельзя было подавлять чувства Рекса. Надо было, напротив, раздуть его пламя. Чтобы феникс бился отчаянно и выжил.

– Ник, остальные, – сказал Тристан, роняя оковы Рекса. – То есть Вероника.

– Ник тоже сойдет, – смущенно ответила Вероника, устремляясь мимо него к птицам. Те, увидев, что Рекса освободили, только радовались ее появлению, толкались и выстраивались в очередь вдоль узкого карниза.

Заметив краем глаза питомца Эллиота, Тристан помедлил в нерешительности.

– Йаксона лучше оставить, – сказал он, указывая на феникса в конце очереди. Тот уронил голову и двигался как-то подавленно. – Это питомец Эллиота. Не знаю… на что он годен, пока его соузник под арестом. Вдруг попробует отомстить.

Скорбно поджав губы, Вероника кивнула и продолжила освобождать фениксов от оков, тогда как Тристан объяснял Рексу план битвы. Особенно, говорил он, важно держаться подальше от вражеских лучников. Мысленно показал, в каких местах на стену лезут солдаты, отдельно напомнив, что требуется лишь поджечь веревки, а после вернуться в безопасное место. О людях позаботятся люди.

Только бы остановить атаку на стену, а там уж Тристан обдумает оборону поселка.

К тому времени, как он закончил наставлять Рекса, Вероника освободила замыкавшего очередь феникса. Другие ждали на ближайших карнизах. Подмастерья велели следовать за Рексом, вот они и не улетали, хотя им очень хотелось.

Когда последние оковы звякнули о пол, Вероника встала рядом с Тристаном, и он отпустил Рекса.

Надо быть храбрым, понимал он, ради Рекса и остальных. Надо управлять своим страхом.

Обратив мысленный взгляд внутрь себя, Тристан сосредоточился на тайнике. Последние несколько дней он почти забросил его, и это упущение давало знать о себе: страх грозил захлестнуть Тристана, хотя он и знал, что фениксы примкнут к ним в этой битве.

Вероника придвинулась бочком и вложила свою теплую ладошку в его руку. Тристан взглянул на Веронику и ощутил, как внутри растекается нечто: спокойствие, сила, которые, впрочем, принадлежали не только ему. Что бы это ни было, Тристан воспользовался этим чувством, чтобы укрепить стены мысленного тайника, запереть в нем страх.

«Я подавил тебя, – сказал он страху, – а не ты меня».

Когда последний камень лег в стену, сердце успокоилось, и Рекс глухо заворковал, поддерживая соузника.

– Спасибо, – шепнул Тристан Веронике, чувствуя, как возвращаются храбрость и уверенность.