Рейчел Хартман - Серафина [litres]

– Что позади той канавы? – спросила я Киггза, словно знала, куда мы направляемся.

– Топи, где нашли дядю Руфуса, – ответил Люсиан, вытягивая шею, чтобы взглянуть туда. – Можем остановиться здесь, хотя не думаю, что стража что-то пропустила.

Моя лошадь замедлила шаг, когда мы приблизились к маленькому каналу. Ей хотелось на заливные луга, а не в колючие болота. Я уступила принцу дорогу, но моя лошадка пыталась отвернуться от моста.

– Нет, не получится, – пробормотала я, обращаясь к ней. – Зачем тебе прикидываться трусливой? Ты весишь больше всех нас.

Лошадь Киггза бежала рысью впереди, серовато-коричневый плащ принца хлопал животное по крупу. Люсиан спокойно сидел в седле, и казалось, что он управлял лошадью мысленно. Ему не приходилось грубо дергать поводья в отличие от меня. По другую сторону канавы он почти сразу увел нас с дороги. Болота были относительно сухими в это время года. Стоячая вода покрылась льдистой корочкой, хрустящей под копытами. Но я все равно умудрялась найти грязное местечко, где копыта лошади скользили и утопали в болотистой почве.

– Направь ее к траве, – посоветовал Киггз, но моя лошадь, посчитавшая себя умнее меня, уже шла туда.

Киггз остановился рядом с какими-то голыми кустами и указал на холмы к северу от нас, почерневшие от зимних деревьев.

– Они охотились там, в Королевских лесах. Его придворные утверждают, что гончие разбежались…

– А охотники разбежались следом за ними?

– Нет, все происходит не так. Гончие должны исследовать все направления, их учат независимости. Они идут за запахом до конца, а если он ни к чему не ведет, собаки возвращаются к своре. Вот для чего они – чтобы охотникам не приходилось бесцельно рыскать по лесу.

– Но граф Апсига сказал, что принц Руфус следовал за своими гончими.

Киггз уставился на меня:

– Вы спрашивали его о том дне?

Графа не пришлось расспрашивать. Он выхвалялся этим перед придворными дамами в Голубом салоне. Киггз тогда прервал разговор, но, очевидно, пропустил рассказ о собаках. Кажется, мне нужно было поддерживать репутацию проницательного сыщика, поэтому я сказала:

– Конечно.

Киггз удивленно покачал головой, и я сразу же ощутила вину.

– Они считают, что мой дядя кинулся за своей фавориткой-гончей, Уной, потому что отделился от группы, и никто не видел, куда он направился. Но у него не было причин так поступать. Уна знает, что делает.

– Тогда почему он отделился от группы?

– Этого мы можем так и не узнать, – ответил Киггз, слегка пришпорив лошадь. – Здесь они нашли его с помощью Уны на следующее утро. Рядом с этим ручейком.

Здесь мало что можно было увидеть, ни крови, ни следов борьбы. Даже следы копыт лошадей стражи размыл дождь и залила вода болота. Впереди виднелся достаточно глубокий, наполненный водой кратер, и я задалась вопросом, не там ли лежал принц. В нем не угадывались зловещие контуры тела принца Руфуса.

Киггз спешился и потянулся к мешочку на ремне, вытаскивая медальон святого, потускневший от частого использования и времени. Не обращая внимания на грязь, он встал на колени в воде и почтительно поднес медальон к губам, бормоча, словно хотел наполнить его молитвой. Он крепко зажмурился, горячо молясь и пытаясь справиться со слезами. Мне было жаль его. Я тоже любила своего дядю. Что бы я делала, если бы его не стало? Меня трудно было назвать набожной, но я, в любом случае, отправила молитву любому святому, который ее услышит: «Держите Руфуса в своих объятиях. Храните всех дядей. Благословите этого принца».

Киггз поднялся, незаметно вытирая глаза, и кинул медальон в пруд. Холодный ветер взлохматил его волосы. Круги от медальона затихли среди неровной мелкой ряби.

Внезапно мне захотелось взглянуть на ситуацию со стороны дракона. Мог ли дракон находиться здесь при дневном свете и незаметно убить кого-то? Точно нет. Я видела дорогу и город вдалеке. Ничто не загораживало вид.

Я повернулась к Киггзу, который уже смотрел на меня, и сказала:

– Если это сделал дракон, вашего дядю должны были убить в другом месте и перенести сюда.

– Именно так я и думаю. – Он взглянул на небо, которое начинало плеваться в нас моросящим дождиком.

Он сел на лошадь и вывел нас из топи, обратно к высокой сухой дороге. Люсиан выбрал северную развилку, которая вела к гряде холмов Королевского леса. Мы пересекли только южную часть огромной чащи. Согласно репутации, место было мрачным, но мы все время наблюдали солнечный свет. Черные ветви делили серое небо на части, словно свинцовые створки соборных окон. Дождь стал сильнее и холоднее.

На третьем хребте лес превратился в заросли, а высокие холмы – в провалы и ущелья. Киггз придержал свою лошадь.

– Кажется, что здесь дракон более вероятно мог бы убить кого-то. Заросли не такие густые, как глухой лес, так что он мог бы маневрировать здесь, пусть и не очень хорошо. Он мог бы спрятаться в одной из низин, невидимый, пока кто-то не оказался бы прямо над ним.

– Думаете, принц Руфус случайно наткнулся на дракона-бродягу?

Киггз пожал плечами:

– Если на него действительно напал дракон, это кажется возможным. Любой дракон, намеревающийся убить принца Руфуса, мог бы найти сотню легких способов сделать это, не бросая тень подозрения на драконов. На месте убийцы я бы проник во дворец, завоевал доверие принца, заманил его в лес и стрелой пробил бы череп. Назвал бы это несчастным случаем на охоте и исчез. Не стал бы заниматься этим грязным делом с откусыванием голов.

Киггз вздохнул:

– Я был уверен, что это сыновья Огдо до того, как к нам пришли рыцари. Теперь я не знаю, что и думать.

На краю моего сознания все это время нарастал гул, словно саранча, кричащая летом. Теперь он стал достаточно громким, чтобы я заметила его.

– Что это за звук?

Киггз остановился, чтобы прислушаться.

– Это стая грачей, наверное. У них огромные гнездовья к северу отсюда. Птиц так много, что они всегда сражаются за место, и их видно на многие километры. Вот я покажу тебе.

Он свернул с дорожки и направил лошадь через заросли вверх по хребту. Я последовала за ним. С верхушки мы увидели на расстоянии полукилометра вдали ленивое облако черных птиц, парящих, падающих вниз. Должно быть, их там тысячи, раз мы слышали их крики на таком расстоянии.

– Почему они собираются там?

– Почему птицы вообще что-то делают? Думаю, никто никогда не пытался это выяснить.

Я пожевала губу, зная то, что ему было неизвестно, и пытаясь придумать, как аккуратнее подвести к этой теме.

– Что, если дракон был там? Может, он оставил какую-нибудь, эм, падаль, – сказала я, вздрогнув от своей собственной слабости. Конечно, грачи любят падаль, но драконы оставляют не только это.