Даниил Ященко - Противостояние Предназначению [СИ]

–Вы посмели противиться мне! В стране введено военное положение, и вы будете наказаны по законам военного времени.

Арбалетчики, толпившиеся за его спиной, дали залп по толпе – те, кто стояли ближе всех, упали. Подбежавшие солдаты выхватили из толпы людей наугад и привязали к заранее заготовленным и понатыканным по всему городу столбам. Тут же их охватило необыкновенно высокое бездымное пламя, запахло горелым мясом.

Шэйрад приблизился к Мышу еще на несколько шагов.

–«Пора». – решил наемник.

Нож вылетел снизу, из-под длинного плаща, вращаясь полетел к цели…и рассыпался.

–Черт! – выругался Мышь, забыв осторожность и выпрямившись, – Я же прямо в лоб попал!

Гор заревел, подумав, что начался бой, закрылся круглым щитом и приготовил бастард.

Шэйрад их узнал. Мстительная усмешка искривила его черты. Руки его протянулись, словно зовя. Наемников неизвестная сила рванула вперед и вверх. Они замерли в двух футах перед черным рыцарем и на полтора фута выше. Умудрившийся не выпустить меч Мышь ткнул его острием, но клинок рассыпался так же, как и нож до того, не оставив ни следа на коже бывшего ворлока.

Да, это были они. Те, кто убивал его друзей. Точнее, тех, кого он НАЗЫВАЛ друзьями. Естественно, о дружбе настоящей речи и не было. Те, кто причинил боль ему самому. И теперь настал черед им самим испытать и понять, что такое настоящая боль.

Ни Мышь, ни Гор не смогли сдержать крика, да и никто бы не смог. Тела их перекорежила страшная судорога. Казалось, боль поселилась в каждом миллиметре, каждой клеточке тела. Потрескалась кожа, обнажив мясо, кости словно перемалывало огромными жерновами, слезали и отваливались целые слои кожи, из глаз, ушей и носа потекла черная слизь. Магия причиняла неописуемые пером по пергаменту страдания, мешала провалиться в спасительное забытье, но она же не давала умереть, поддерживала жизнь в двух наемниках, на свою беду взявшихся за вроде бы легкий контракт. Их глаза налились кровью и выпучились, едва не лопаясь или не вываливаясь из глазниц, под черепами клокотал кипящий котел… Муки прекратил женский, нет, девичий крик:

–Нет, ворлок!

Солдаты отреагировали – вытащили из толпы трех женщин: девушку четырнадцати-пятнадцати лет, статную черноволосую эльфку и толстуху. Все три носили грубые коричневые сутаны, как друидки. Их споро и деловито прикрутили к свободным столбам. Ворлок выпустил своих жертв, они с рухнули на землю, не веря, что остались живы, а сам подошел рассмотреть, кто осмелился помешать ему свершить наказание над недругами.

Эльфийка показалась ему ничем не примечательной, и ее столб вместе с ней объяло пламя. В этот миг далеко-далеко вздрогнул от боли в сердце старый маг Шакур Ором – погибла его возлюбленная Тириэль, добровольно ушедшая на дальние миры и ставшая там самой ярой сторонницей движения природных магов – друидов – открыв в себе дар магии природы, в какой-то мере свойственный всем эльфам. А вот девушку он узнал, хотя прошло целых шесть лет с их мимолетной встречи, длившейся всего минуту. Это была та самая девочка, которая шесть лет назад не побоялась «страшного» ворлока, ведущего в поводу осла с трупом мантикоры, и протянула ему яблоко от чистого детского сердца.

Странно, но мучившая Шэйрада с того момента, как он увидел сожженный гоблинами свой родной дом, боль притупилась, почти исчезла, лишь далеко-далеко шевелился ее червячок, рождая слабенькие позывы ярости. Как тогда, он протянул к ней руку…но солдат неправильно истолковал жест командира. Его остро заточенная пика вошла девочке под подбородок и выглянула из макушки. Два крика – Шэйрада и третьей друидки – слились в один. Земля под ногами компаньона Ириодала затряслась. Проштрафившийся воин влетел в бревенчатую стену ближайшего сруба, едва не проломив его. Шэйрад давил и давил прессом, пока все кости в теле провинившегося не превратились в мельчайшую пыль. Но и этого ему показалось мало. Два других латника, случившихся рядом со столбом девочки, взлетели вверх на пять человеческих ростов, и грохнулись вниз. Броня раскололась, как ореховая скорлупа. Ревя, Шэйрад с силой развел руки в стороны. Страшная волна заклятья развалила все дома на улице. Селяне, большинство из которых и без того давно обделались, еще плотнее сжались в кучу. Мыслей о бунте больше ни у кого не возникало.

Бывший ворлок перевел взгляд на третью друидку, и к своему удивлению признал в ней свою случайную собеседницу из той же деревни, что и девочка. Она была мертва. Сердце остановилось. Новая вспышка ярости, исковеркала, уничтожила и выжгла дотла все живое вокруг него в радиусе полета стрелы. И по сей день на этом самом месте чернеет плешь, ничто не желает расти на нем.

Успокоившись, Шэйрад надел свой шлем, оседлал поданного жеребца и поскакал прочь. За ним последовали правильные колонны его латников, сопровождаемые конниками. Командующий войском, получивший от лорда Элозара четкие приказы, не знал, что делать: то ли оставить гарнизон, согласно одному приказу, то ли следовать за Шэйрадом. Дилемма разрешилась тем, что воин бросился на меч.

Так черные ушли из бывшей столицы тана Ульрифа не оставив гарнизона, чем и воспользовались партизаны, во всю действовавшие к тому времени, основав там свою главную базу.

Что до Мыша и Гора, они остались живы, а через некоторое время, благодаря заботе горожан, вылечились, хотя о схватках пришлось забыть навсегда. Но наемников это не сильно огорчило. Они предпочли осесть в городе. Гор пошел в подмастерья к кузнецу, а в его друге неожиданно проснулась коммерческая жилка. Уже через год он стал одним из богатейших нордлингов.

-Посмотри, рыцарь. Ты видишь, как это…красиво?

Хранительница сидела на терраске своего дома среди подушек. Шел дождь. Капли падали в озеро, взывая круги на водной глади, стучали о крышу. Хранительницы наслаждалась дождем, радовалась, каждой из многих долетающих до нее капель. Ветер трепал рыжие локоны, уже влажные и непослушные, глаза ее были закрыты, голова поднята навстречу напоенному влагой ветру. Ее верному рыцарю – Тиссай, как истинный классический рыцарь, не мог не посвятить себя служению прекрасной даме – это не нравилось. Ничего, кроме раздражения от промокшей одежды и неизбежного насморка после стояния на холодном дожде, молодой де Фреснер не испытывал. И не мог понять, что красивого находит в этом его хозяйка. Она же пыталась объяснить, что любование падающей водой и слушанье стука капель позволяет ей достичь гармонии.

–Смотри, рыцарь! Ну смотри же ты! Видишь, там, над озером?

Над рябящей поверхностью, среди льющихся с неба струй и слишком сильного для них ветра летали два голубя. Пара красивых снежно-белых альбиносов – самец и самка – сражались со стихией, бросали вызов природе. Наметанный глаз рыцаря, с детства приученного к соколиной охоте, безошибочно определил самца и самку, определил, что голубка на пределе своих сил, и если б не голубь, она бы уже камнем ринулась в озеро навстречу смерти в глубоких водах. Хранительница встала и простерла руки к птицам. Те словно черпая из им одним доступного источника, встрепенулись, расправили промокшие крылья и легко, словно не было дождя и ветра, полетели к женщине. Голубка приземлилась на ее ладонь, а самец описал круг вокруг Хранительницы и только потом сел на локоть.