Даниил Ященко - Противостояние Предназначению [СИ]

(немного отвлекаясь, скажу, что Тиссай не долго делил с паладинами общую долю. Сон Шэйрада оказался вещим: Тиссай погиб, когда восставшие орки мира под названием Пиндара осадили замок, в котором обосновался отряд паладинов, прибывший, чтобы помочь местным подавить мятеж).

Где-то на самом верху башни, стоявшей посреди мрачной цитадели, в глубине зала за фальшивой стеной слабо-слабо мигнула черная, будто изваянная из оникса, остроконечная стела. Мигнула, а потом загорелась ровным багряно-черным светом. В зале заклубилась бесформенная туча, и над Замком Теней пронесся жуткий вопль, предсмертный крик умирающего существа и в не меньших муках возрождающегося.

Прошел год, который Лаэрдинн вместе с другими Инквизиторами провели, в очищении миров от наследия Ириодала. Разве что Замок Теней не сравняли с землей – не дошли руки.

Однако же в Дракморе минуло десять лет…

И вот, Лаэрдинн вернулся к своей королеве. Как обычно, появился он на лужайке перед дворцом. И не узнал его: горделивое строение, на котором, однако, уже лежало несмываемое клеймо, стоял покинутый и словно мертвый. Инквизитор шел через анфилады покинутых комнат, коридоров с осыпающейся штукатуркой, некогда полных народа, а теперь совершенно пустынных переходов через распахнутые настежь, точно искривленные рыданием губы. Все во дворце говорило о его заброшенности, а в одном из залов даже здоровенные крысы пировали какими-то заплесневевшими объедками. Так не встретив даже вездесущую охрану Канн вышел во внутренний двор, где был разбит столь любимый им и Найтари парк.

Вишневая аллея еще стояла, но деревья склонили головы и зачахли. Инквизитор пошел дальше в глубину парка с трудом узнавая места, а вокруг осыпались бледно-розовые лепестки вишен, словно слезы скорби по павшему величию.

И вот он вышел туда, где парку уступила место огромная мощеная камнями площадка. А в центре стояло мраморное изваяние, похожее на саркофаг. Не веря своим глазам, в тайне надеясь, что ошибся, Канн побежал к нему, упал на колени. Да. Увы, он был прав – на каменой крышке саркофага рельефно выступали прекрасно узнаваемые и такие милые черты. Царевна Найтари, дочь Ун'Шаллаха, последняя из рода Эльфарран лежала, скрестив на груди руки – в одной жезл, в другой прижатая к телу та самая шпага, которой был отвоеван Дракмор, подобранная бродягой Канном Тин-Лаэрдинном в разгромленном бандитском притоне.

О камень площадки звякнули ножны с мечами, сверху упал темно-серый дорожный плащ с капюшоном. Лаэрдинн растянулся на надгробье, бормоча что-то и не скрывая слез.

Позади нарочито громко стукнули сапоги, их хозяин подошел, отодвинул ногой брошенные сабли и плащ и положи руку Канну на плечо.

–Это должно было произойти, – произнес он. Лаэрдинн резко развернулся и столкнулся нос к носу с Исменом. – Ты победил Судьбу, но предназначение не терпит поражений.

–Хочешь назвать это местью той самой неизвестной и непонятной силы?

–Не силы, Канн. Судьбы. Да, хочу. Я знаю, тебе она может показаться чересчур жестокой по отношению к тебе, но тебя должно утешить то, что твоя победа оказалась много важнее для многих миров Пирамиды.

Лаэрдинн снова повернулся к поистине царской могиле, смел с каменного лица налетевшие вишневые опадки.

–Знаешь, я уже сомневаюсь в том, что для меня дороже, что ценнее, кто я прежде всего: бездушный Инквизитор, меряющий добро и зло на весах, забывая о тех, кому это зло и добро достаются или я в первую очередь получеловек-полуэльф с сердцем в груди. Поверь, Исмен, если бы вдруг выпала возможность снова выбирать, я бы принес Шэйрада в жертву.

Старый Инквизитор покачал головой, неизвестно что желая выразить этим жестом, наклонившись поднял брошенное оружие Лаэрдинна, но не спешил отдать его владельцу.

–Выбор дается всегда, – наконец промолвил он едва слышно, – но очень часто тот, кто его делает даже и не подозревает об этом. Это как стрелять из лука с завязанными глазами. И, так же как и стрелу, сделанного не воротишь. Я лишь могу выслушать тебя и посочувствовать, если это тебе поможет. Что было правильно, а что нет за тебя, хоть ты этого и ждешь, я решить не могу. – Исмен снова замолчал, а потом заговорил с горькой усмешкой, – Я же говорил, что от судьбы не скрыться, что она всегда найдет лазейку. Погиб Ириодал, но и Шэйрад пал вместе с ним. Сломался Меч Света, но и его противоположность – Меч Света – сгинула. Все для нас сложилось как нельзя лучше, но судьба ответила – погибла Найтари и…и случилось то, что ты видишь.

Исмен зашагал прочь, но Лаэрдинн остановил его:

–Скажи мне, что тут произошло?

Не оборачиваясь, Инквизитор заговорил, при этом старательно пряча глаза, словно Канн мог их видеть сквозь его спину:

–Все шло хорошо…Но пришла странная болезнь. Ночные эльфы просто умирали один за другим…Того, у кого на лице обнаруживалась печать смерти уже через день хоронили…Найтари тоже…умерла…Но раньше приказала всем, кого это еще не коснулось совершить уход… Ты знаешь, это обряд, доступный всем эльфам, который позволяет им выходить в междумирье…Сама она осталась…А позже не осталось никого…

С трудом договорив, Исмен зашагал прочь и скрылся в покинутом дворце, где совсем недавно бурлила жизнь. Лаэрдинн так и остался стоять у надгробья, и каждый, кто бы увидел его, поразился бы тому, как на его лице появляются черты, свойственные старым Инквизиторам: холодность, твердость и безжизненность. Лаэрдинн стал таким, каким я привык видеть его: хладнокровным стражем Равновесия, бездушным воином, поворачивающим меч против того, на кого укажет разум, лишенным каких бы то ни было чувств.

Между тем, Исмен не просто так скрылся во дворце. Он вышел на середину бывшего тронного зала, освещенного солнечным светом из высоких, от пола до потолка, окон и стеклянного купола потолка, который только подчеркивал многолетний слой пыли и махровые узоры паутины. Старший Инквизитор преклонил колени перед пустым троном и зашептал что-то вроде молитвы. Молился он за упокой целого народа, за благо тех, кто ушел в поисках нового дома.

Совершено бесшумно от одной из колонн отделился еще один Инквизитор – Ариэль.

–Ты не сказал ему. – это утверждение звучало как упрек, хотя странно было видеть, как младший, можно сказать, почти юный Инквизитор упрекает умудренного многими эпохами Исмена.

–Да. – это было еще более странно: в голосе старого звучало раскаяние и сожаление. – Не стоит пока ему знать.

–Не стоит?! Не стоит знать о рождении первенца и о том, что он выжил?

–Ему не стоит знать об этом родстве. Ариэль, пойми, им суждено сойтись в бою, и я не хочу, чтобы рука Лаэрдинна дрогнула. В сердце его сына Тьма, Тьма настоящая, беспросветная. Ночь в его душе еще темнее, чем в душе Миттео и Азраила с Бальтазаром. Ты понимаешь, кем он вырастет?