Дмитрий Миконов - Отмеченный сигилом [litres]

– Окстись, Вальсо… – Джарах посмотрел ему прямо в глаза и откровенно подначил: – Какие дела у вас могут быть с Собором? Вы же по самоуправству здесь даже земли Вольницы переплюнули! Даже наш преподобный, больно охочий до проповедей, в вашу станицу носа не кажет… Врешь небось!

– Тьфу ты! Сказано же тебе – тайна это. Не наставлениями горазды, а платят нам за работу… особую.

– Тогда, как разбогатеешь на монашеских лирах, непременно сообщи – специально для тебя вашуйское закупать буду!

– Обязательно, – засмеялся атаман и в этот момент один из его людей, роющих могилу, призывно махнул рукой.

Отчистив от земли деревянную заслонку с непонятными символами, подручные Вальсо ловко подцепили ее крючьями и извлекли на край ямы. В земляном чреве друг на друге лежали три тела разной степени отвратности. По ним и вообще везде ползали потревоженные белые черви, разные жуки и прочие насекомые. Как и обещал атаман, вылезти из могилы и напасть на людей никто даже не попытался.

– Вытаскивайте всех троих! – потребовал негоциант.

Ватажники переглянулись и набычились.

– Делайте, что сказано! – приказал атаман, и его людям пришлось подчиниться.

Хоть длинные ремни с собой захватить догадались… Наконец после изрядной порции препирательств, ругани и даже пары падений обратно в яму покойнички оказались выложены по ранжиру неподалеку от своего вечного пристанища.

Умершая первой средних лет дородная баба в драной кофте с раздувшимся животом выглядела наиболее гадко. Ее сосед, посвежее годков эдак на пяток, скалился на джараха черным щербатым ртом, набитым землей. Самая свежая, замотанная в простыню старуха с укором пялилась на обступивших ее людей застывшим взглядом начисто выеденных глазниц.

Прикрыв рот платком, джарах начал осмотр с кухарки. Кое-как и под ободряющие возгласы людей атамана, не спешивших, однако, на помощь, он перевернул раздувшееся тело на живот, разрезал ткань нательной камизы и внимательно изучил спину толстухи. Вот оно! Кожа провисла, но вдоль позвоночника отчетливо виднелась роспись клинка, образующая затейливые фигуры. Сигил призыва. Никто его не видел и ни о чем не догадывался. Кухарку так и похоронили в чем была. Впрочем, это было вполне естественно для местных.

Получалось, что первоначальная идея находила подтверждение. А еще Лаен понял, что хитрые щиты монахов защищают павших не только от гласа живорезов, но и от сигилов погонщиков ведьм.

Повторил процедуру с портным – полное совпадение с первой жертвой. Джарах даже мимолетно порадовался, что так верно определил происходящие в станице события. А вот третья жертва, старуха-беженка, не говорящая по-аламийски, не имела никаких видимых ран на теле, кроме единственной рваной вмятины под сердцем. Били точно и один раз, насмерть, без всяких хитрых задумок.

Лаен опешил. Неужели он все-таки ошибся и последняя жертва не имеет никакого отношения к творящему непотребства душегубу? Хотя нет… такой след как раз нож-коготь способен оставить, особенно если снизу вверх удар наносить. Но зачем он убил старуху?! Постойте-ка…

– Вальсо! Ты же вроде говорил, что девчонку у тебя под боком убили? А эта старая совсем. Ты запамятовал, что ли?

– Обижаешь, Плеть! Как сейчас было, все помню! Когда на криках подняли меня спозаранку, я сразу к ним в комнату соколиком метнулся. А там ор стоит страшный, визг бабий, плач… полный караул! Молодка, значит, прямо возле тела старухи на коленях елозит, лопочет что-то не по-нашему. Как меня увидела, давай тыкать пальцем то на мать свою, – а я так понял, что старая-то матерью ей при жизни приходилась, – то за спину себе. А я-то гляжу, ты не поверишь, спина-то у молодки исполосована вся, будто плетью исхлестана! Ужас. Кровища, правда, подсохла уже… Я почему-то подумал первой мыслью, что повздорили они. Вроде как мать давай учить молодуху жизни при помощи плетки, ну и та ее ножичком в сердцах. Кто их порядки знает-то: может, у них такое непотребство нормальным считается. Опосля только и догадались, что старуха по вине душегуба преставилась. Тьфу ты! Точно! Старуху же убили, а молодка просто криками своими мне в память запала!

– Где. Эта. Девчонка? – Ухватив атамана за воротник рубахи, джарах смотрел в его расширившиеся зрачки. – Ну же, Вальсо! Мне срочно нужно взглянуть на ее спину!

– Не знаю я… Ты чего вскипел-то?! В станице где-то… Мы как вчера с тобой разошлись, я подумал – а что они и вправду у меня взаперти сидят, словно звери дикие? Ну и передал нашим женщинам на попечение. Слушай, Плеть, если тебе так приспичило, так я и краше для тебя найду. Нашу, местную. Я их многих уже давно…

– Да не в этом дело! – отмахнулся джарах, досадуя на невнимательность атамана и собственную нерасторопность. – Если я прав, совсем скоро будут новые жертвы!

Лаену пришлось рассказать атаману, что под видом беженца к ним в станицу пробрался изворотливый пособник погонщиков ведьм. А куда было деваться? Про Вильму упомянул лишь вскользь, в том плане, что караван угодил в хорошо подготовленную засаду. Дескать, о пособнике узнал случайно от захваченного в плен слуги баронессы и все такое.

Сообразив наконец, что к чему, Вальсо схватился за голову, укоризненно взглянул на джараха и отправил своих людей, всех, кто в тот момент был с ними на погосте, на поиски путников, прибывших с Небесного плато. Приказано было хватать их и без разговоров тащить прямо к усадьбе на суд атамана для разбирательств.

Всю обратную дорогу по лесу до станицы они проделали молча. Вальсо хмурил брови и часто прикладывался к никак не пустеющей фляге. Негоциант чувствовал свою вину перед старым приятелем. Если бы он сразу открылся перед ним, а не затевал собственные игры, вероятно, голова пособника баронессы уже украшала бы один из сосновых пней вокруг лесного лагеря.

По их возвращении станица уже стояла на ушах. Слух, что среди беженцев затесался настоящий убийца, умеющий призывать ведьм, разнесся со скоростью степного пожара. Крикливая толпа выкидывала из жилищ одежду и немудреные пожитки пришлых и тех, кто им просто не нравился, примеряясь, чем можно поживиться. Самих бедолаг тоже искали, но с заметно меньшим энтузиазмом. Пару человек уже успели вздернуть на сучьях одинокой березы.

Негодуя на самоуправство, атаман приказал своим людям привести девчонку, которая, как подозревал Лаен, стала жертвой помощника безносого лакея. Еще оставался шанс вычислить злодея с ее помощью. Ведь не могла же истязаемая не видеть лица своего мучителя?! Понятно, почему не смогла пожаловаться сразу, но ведь указать-то сейчас на него пальцем она ведь сможет?

А вот что с ней самой сделают, когда убийца будет найден, Лаен боялся даже представить. Сигил призыва рано или поздно сработает, если уже не сработал, не допусти Воритар. Обратного хода не было, сердобольная Малька должна была явиться за ее душой… Но вправе ли они казнить еще не обращенную?!