Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

Бог Грома, загадочный брат,
языком одаренный и даром дать коре звучать.
Это я говорю, Икиде, сын Акеде,
Я, гриот, кто жил на дереве, что зовут баобаб.

Я шагал много дней и много ночей, всю землю прошел,
И нашел дерево рядом с рекой.
И, взбираясь на дерево, слышал я попугая, ворона и бабуина,
слышал я, как дети смеются, кричат, дерутся, заставляя шикать богов,
и там, на самой верхушке, на тряпке мужчина лежал.
Что за мужчина?
Не похож он на тех, кто в Веме-Виту, Омороро и даже в Миру живет.

И спросил он,
не красоту ли ты ищешь?
Я ответил, что, по-моему, отыскал ее.
И, представь, засмеялся мужчина, сказав:
в Миту женщины считали, что я уродлив,
кричат, бывало, когда приводил я детей на рынок,
вы гляньте на это семейство уродов,
гляньте на этих несчастных зверят,
а тот khita, ngoombu, haamba, как конь, волосами, оброс.
А я говорю: прекрасные умницы щедрые,
груди ваши туги, широки и улыбки,
я не зомби какой, просто очень похож на белую глину,
тут их смех разобрал, да такой,
что налили мне пива доро, волосами моими играли,
и, скажу тебе, ничто из того не несло никакой мне обиды.
И сказал я ему:
Дерево это, ты живешь в нем?
Нет тут «ты», говорит он, только «мы», и странный мы дом.
Оставайся с нами сколько захочешь.
Когда я забрался через дупло и место сыскал, где сидеть,
увидел, как пришел он и мясо с охоты принес.
Кто, спрашиваю, этот человек такой мрачный и с глазом волка?
Кто наслал на него такое проклятье?
Да только дети, и малыши, и большие, и та, что воздуха легче,
бегом по дереву вниз и на него всей оравой,
и дела им нет, что бранится он так, что сове страшно станет.
Бегом – и прыг на него, одна на голову села, другие
висят на руке.
И думаю я: у этих малышек большие чувства к нему,
а у него вся мрачность с лица враз пропала.
И Волчий Глаз полез на верхушку, вот замер, увидев меня,
и дальше полез.
А когда на верхушку залез, другого мужчину увидел,
и губы их в поцелуе слились, и рты приоткрылись, я знаю.

И тот, с волчьим глазом, обычно он говорил:
Стареет уж ночь, почему вы не спите?
Солнце в небе, почему не встаете?
Еда готова,
вы когда собираетесь есть?
Боги ль меня проклинают и делают мамой?
Нет, Бог милостью своей тебя мне в жены дал,
говорит тот, кого Мосси звали,
и дети смеялись, а Волчий Глаз скалился,
скалился, и скалился, и все обернулось смехом.
Я был там, я видел это.
И я видел, как гоняли они детей:
марш пошли,
марш сейчас же на речку,
и там оставайтесь,
пока солнце не тронется вниз.
А когда дети все убежали, они решили, что я тоже ушел,
ибо Мосси перешел на родной язык Волчьего Глаза.
Se geyi ye do bo, – говорит.
Se geyi ye do bo
Предадимся друг с другом любви,
И вот уж вдвоем они, обнявшись крепко, целуют губы,
потом целуют язык,
потом шею целуют, сосок и пупок и
ниже.
И один был женщиной, а один был мужчиной,
и оба женщиной были, и оба мужчиной,
и ни один не был ни той, ни другим.
И Волчий Глаз головой на коленях у Мосси лежит.
И Мосси гладит Волчьему Глазу грудь.
Так и лежат в покое, друг на друга глядя.
Глаза в глаза, как в души, друг другу глядят,
Лица спокойны, души в покое.
Может, видят оба один с другом сон.

Однажды Волчий Глаз сзывает детишек всех вместе,
Ребятня, говорит, приходите с реки
и все сами себя назовите,
не шакал же растил вас и не гиена.
И каждый ребенок свое мне имя сказал,
Только все имена их я совсем позабыл.

Вот что Волчий Глаз говорит.
Мосси, он говорит, я из племени Ку,
а ку-мужчина может быть лишь только мужчиной,
а Мосси ему: какой же ты не мужчина,
за что ж я хватаюсь у тебя между ног?
Так шутит Мосси, а Волчьему Глазу совсем не до шуток.
Он говорит:
я все бегал, все прятался, я все искал
что-то, что, сам не знаю, только знаю, что это ищу.
Я не знаю, но всякий ку это находит,
только кровь между нами, меж мною и ку,
и мне нельзя никак возвратиться.

Вот и наведался он в Гангатом.
А вождь Гангатома сказал: никто так долго не ждет.
Я жду, всю свою жизнь жду, Волчий Глаз говорит.
Волчий Глаз тянет вверх рубаху и говорит:
Посмотри на меня, посмотри, где она, женщина,
И, когда я отрежу ее, то стану мужчиной.
А Мосси тут страх охватил, ведь он полагает, что именно это
любить заставляет его.
Но Волчий Глаз говорит: все, что меж нами,
восточный ты человек, оно не внизу, а вот тут,
и на сердце себе руку кладет.
А вождь говорит:
то, чего просишь ты, не старо,
то, чего ты просишь, ново.
Ты – ку,
и нет у тебя отца.
Этим гнев богов на себя ты навлек.
Говорит Волчий Глаз:
Обряд становленья мужчиной,
Он богам всем в хвалу, так
кто ж из богов стал бы злиться?

И вот гангатомы для Волчьего Глаза
корову подкалывают и кровью ее наполняют
чашу, и Волчий Глаз ее выпивает, а следом вторую
и рукою губы утер.

Следующий день настает,
Когда по быкам ему прыгать.
Поставили их, два десятка могучих,
И прибавили десять, раз так долго он ждал, чтоб мужчиною стать.
Тебе по спинам быков придется бежать и упасть нельзя,
ведь, коль упадешь, засмеются боги.
И вот, Волчий Глаз,
Голый и умащенный маслом.
На первого быка он взлетает,
потом, славя богов, бежит
по одной спине быка на другую – одна, другая, третья, четвертая,
пятая, шестая, седьмая и больше.
Он должен по быкам пробежать шесть раз,
три вперед и три обратно.
И ему удалось это и не упасть,
И люди радостно его ободряют.
Говорит старейшина: все эти луны ты провел в промежутке,
и нет в том стыда,
но посредине – значит нигде.
А есть старейшины, что ворчат: мол,
не прошелон энкипаата [59] У племени масаев мальчик становится воином, затем взрослым, затем старейшиной после совершения трех обрядов: энкипаата (обрезание: первый этап к состоянию моран , взрослого), эвното (через восемь лет: переход к взрослой жизни) и ольшешерр (конец жизни как моран и переход в старейшины). ;
не странствовал он в течение четырех лун,
как полагается мальчику, прежде чем стать взрослым,
где, скажите, на нем знак большого льва, им убитого?
А вождь говорит: посмотрите вы на него,
увидите и знак, что льва он убил, и все остальное.
Притихли старейшины, хоть некоторые еще и ворчат.
А вождь говорит: не странствовал ты в течение четырех лун,
зато на четыре ночи останешься
на воздухе свежем, с коровами вместе, в траве будешь спать и на земле стоять.
Четыре ночи будешь жить с коровами.
Четыре ночи прошли. И на пятое утро
пришли за ним старейшины, а также мужчины,
из ведра обмыли его водой, топор в ведро положив,
чтоб была вода холодна.