Джон Норман - Мечники Гора

Сару подтянула руки, упёрлась в землю и, немного приподняв тело, посмотрела на меня.

— С возвращением, — сказал я. — Ты снова в лагере, около своего сарая.

Девушка перевела взгляд на Лициния, лежавшего неподалёку от неё. Не думаю, что она поняла, даже в общем, то, что произошло. По-видимому, она подумала, что Лициния перехватили по пути или настигли. Затем она перекатилась на живот головой к нам. Я не знал, была ли она к этому моменту способна стоять на коленях, всё же эффект от препарата мог ещё оставаться.

— В бурдюке с водой было снотворное, — пояснил я. — Тарн вернулся.

— Ты в порядке? — заботливо спросил Пертинакс.

— Не показывай беспокойство, — бросил я. — Ты что, не знаешь, кто она?

Сару испугано посмотрела меня, но тут же отвела взгляд. Я чувствовал, что она знала, кем она была, даже если Пертинакс, по своей наивности, этого не понимал.

— Наду! — резко скомандовал Таджима.

Девушка быстро, насколько смогла в её состоянии, поднялась в позу наду, встав на колени, выпрямив спину, подняв голову, прижав ладони к бёдрам. Её взгляд был направлен прямо перед собой.

Красивая поза.

— Расставь колени, — приказал Таджима.

— Нет! — запротестовал Пертинакс.

— Живо! — бросил Таджима.

Блондинка развела колени в стороны.

— Шире! — потребовал Таджима.

В конце концов, она была простой ошейниковой девкой.

Прежняя Мисс Вентворт подчинялась командам Таджимы быстро и послушно. Работники стойл позаботились о том, чтобы она хорошо изучила как следует повиноваться мужчинам.

— Пожалуйста! — сделал попытку протестовать Пертинакс.

— Оставайся, как есть, — велел Таджима.

Рабыня осталась стоять в исправленной наду, как было указано. Это была стандартная форма наду, почти неизменно ожидаемая от особого вида рабыни, от рабыни для удовольствий.

Я понимал, что ей отчаянно хотелось посмотреть на Пертинакса, по любой причине, например, узнать, как он сам мог бы смотреть на неё, стоящую в такой позе. Но девушка не осмеливалась отвести взгляд. В любом случае она знала, что стояла перед ним в наду.

— Чей я пленник? — спросил Лициний.

— Ты — пленник Лорда Нисида, — ответил Таджима.

— Нет, — не согласился в ним я, — Ты — мой пленник.

— Капитан? — опешил Таджима.

— Мой пленник, — повторил я.

— Асигару скоро будут здесь, — предупредил Таджима.

— Сару, насколько я понимаю, — сказал я, — должна быть забрана из стойл. Вот пусть асигару заберут её и проследят, что она вычищена, а потом отведут к Лорду Нисиде.

— Хорошо, — буркнул Таджима.

— Уверен, Ты извлекла урок из своего пребывания в стойлах, — сказал я рабыне.

— Да, Господин, — прошептала та.

— Хочешь вернуться туда?

— Нет, Господин! — быстро ответила она.

— Тогда теперь Ты будешь учиться носить туники, шелка и браслеты, — сообщил я ей. — Тебя будут учить стоять на коленях и двигаться, пользоваться духами и косметикой. Тебя будут учить ублажать мужчин. Ты изучишь кое-что из рабских танцев и поцелуев рабынь. Ты узнаешь как использоваться пальцами, волосами и языком.

— Да, Господин, — сказала Сару, задрожав всем телом.

— Если Ты плохо усвоишь этот урок, — предупредил я, — тебя убьют.

— Да, Господин, — выдавила она из себя.

— Цельность твоей жизни теперь, — продолжил я, — её значение и изобилие, всё это и сам смысл твоего существования, и единственная причина твоего существования — быть объектом удовольствия для мужчин. Ты — животное и собственность, только это и ничто больше. Ты понимаешь?

— Да, Господин.

— Ты теперь будете существовать для служения и удовольствия мужчин, и только для этого. Ты понимаешь?

— Да, Господин, — ответила девушка.

— Ты понимаешь почему? — уточнил я.

— Да, Господин.

— И почему же? — спросил я.

— Потому, что я — рабыня, Господин, — сказала она.

— Лициний Лизий, — позвал я, повернувшись к пленнику.

— Пожалуйста, меч! — попросил тот.

— Ты не убил рабыню, — констатировал я.

— Я сделал бы это, — заверил меня он, — если бы вы не выполнили мои требования.

— Конечно, — кивнул я, — но Ты этого не сделал.

— Она настолько важна? — поинтересовался Лициний.

— Нисколько, — отмахнулся я, — но она смазливая, разве нет?

— Да, — признал он.

— Мы рады вернуть товар, — сказал я, окинув взглядом рабыню.

— Так может тогда, — проговорил Лициний с надеждой в голосе, — меч?

— Должно быть, требовалась недюжинная храбрость, чтобы шпионить здесь, в таком лагере, — предположил я.

— Мне хорошо заплатили, — объяснил он.

— Но думаю, что Ты очень храбрый человек, — заключил я.

— Я заключил пари и проспорил, — вздохнул наёмник.

— Думаю, — продолжил я, — Ты превосходно владеешь мечом.

Я не забыл те тела, что валялись в сарае, его собственные подельники, которых я натравил на него. Один был поражён стрелой, но троих он срубил сталью. Навыки, вовлечённые в такую демонстрацию — большая редкость. Даже для отличного фехтовальщика довольно трудно драться сразу против двоих противников, поскольку пока ты вынужден обороняться от одного, волей-неволей подставляешься под меч другого. Например, я бы не решился выставить против него Таджиму, который был весьма квалифицирован в фехтовании, как я определил в додзё. И, разумеется, я не позволил бы ему драться с Пертинаксом один на один, при его текущем уровне владения мечом, конечно.

— Тем не менее, я не хотел вести диалог на языке стали с Боском из Порт-Кара, — проворчал Лициний.

Похоже, что он знал меня. Вот только я не помнил, чтобы мы были знакомы.

Таджима озадаченно уставился на меня. Конечно, он слышал, как меня называли Боском из Порт-Кара в павильоне Лорда Нисиды, но, прежде всего, он знал меня как Тэрла Кэбота, тарнсмэна. Я заключил, что он немногое, а скорее ничего, не знал о Боске из Порт-Кара, как и о самом городе и его истории.

— Я предлагал тебе, — напомнил я, — покинуть стойла без оружия и уйти с миром.

— Уверен, это была уловка, — буркнул Лициний.

— Но Ты не воспользовался моим предложением.

— Кажется, что у этой рабыни всё же есть ценность, — улыбнулся он.

— У каждой смазливой рабыни есть ценность, — пожал я плечами. — Вот эта могла бы стоить что-то около серебряного тарска.

Лёгкая дрожь пробежала по телу рабыни. Мужчина предполагал то, что могло бы быть ценой её продажи, сколько могла бы принести она перейдя в руки любого, кем бы он ни был, лишь бы обладал необходимой суммой.

— Двух, — поднял ставку Лициний.

Есть немного вещей, которые так убеждают женщину, что она — рабыня, как искреннее обсуждение её ценности с точки зрения цен, рынков и так далее. Тогда у неё появляется лучшее понимание того, что она стоит для мужчин, как та, кто она есть, как собственность ошейника. Свободная женщина, конечно, бесценна, и в результате, в некотором смысле, не имеет ценности. С другой стороны, рабыня бесценной не является и, таким образом, имеет фактическую ценность, особую ценность, обычно ту которую мужчины согласны заплатить за неё. Рабыни, в своём тщеславии, а они, как и все остальные женщины, существа тщеславные, часто соперничают на торгах, пытаясь добиться цены большей, чем у других. Впрочем, есть мнение, что, чем выше цена, тем богаче владелец, следовательно, есть надежда на то, что и неволя девушки будет легче и удобнее. С другой стороны, и это далеко не редкость, девушка, купленная задорого, может обнаружить, что ей придётся выполнять работы и доставлять удовольствие сразу за нескольких рабынь. Также, весьма обычно, приводя рабыню в дом, независимо от того какова была её цена, связать её и познакомить со своей плетью, чтобы дать ей понять, что в этом доме она действительно рабыня, и не больше чем рабыня. Зачастую, что интересно, девушки попроще, купленные за меньшие деньги менее состоятельными мужчинами, наслаждаются своей неволей, которая, хотя и строга и абсолютно бескомпромиссна, в соответствии с гореанскими традициями, могла бы быть предметом зависти для многих других рабынь, ушедших по более высоким ценам. Рабыня благодарна господину, а господин благодарен рабыне. Отношения рабыни и рабовладельца, хотя они установлены, санкционированы и проведены в жизнь законом, основаны на общей природе, той, что имеет место, если можно так выразиться, между покорённой и обладаемой женщиной, и покорившим и владеющим мужчиной. В действительности, юридическая неволя это не более чем институционализация и улучшение естественных отношений, в которых мужчина является тем, кому, в самом буквальном смысле, принадлежат, а женщина той, кто принадлежит, настолько же, насколько мог бы принадлежать лук или копье. Законность и естественность отношений, санкционированных природой, и тысячами поколений естественного отбора, часто приводят к любви. Соответственно, не ничего удивительного в том, что господин и рабыня однажды обнаруживают, и зачастую, скорее раньше чем позже, что они любят друг друга, что они теперь любящий господин и любимая рабыня. Только пусть он поостережётся, стать снисходительным со своей девкой. Ведь на самом деле, она сама этого не желает, потому что её любовь к нему — это любовь рабыни.