Джон Норман - Мечники Гора

Я чувствовал, что для меня было бы лучше, держаться подальше от Сару.

Она была привлекательной девушкой, и рабыней к тому же, а я был не больше, чем тот, кто я был, мужчина около женщины, которая, возможно, даже не понимала воздействия и притягательности того факта, что она была рабыней. Причём это воздействие и притягательность были неимоверно более сильными чем у простой свободной женщины, даже несмотря на то, что рабыня пока ещё могла бы не до конца понимать значение ошейника на её шее.

Разумеется, она скоро это всё узнает.

«Нет, — подумал я, — надо отсюда уходить, пока не поздно».

У меня было никаких сомнений, что Сесилию я по-прежнему могу найти внутри круга верёвки, хотя, возможно, теперь спящей среди некоторых других девушек. Большую часть их к настоящему времени, скорее всего, уже разобрали. Как было упомянуто, когда рабыни бодрствуют находясь в пределах круга, они должны держаться за верёвку. Позже, спустя аны, тем рабыням, которых не забрали из круга, та же самая веревка обычно привязывается на талию. Получается что-то вроде круга, который содержит много меньших кругов, каждый из которых окружает талию рабыни.

Я осмотрелся.

Поблизости слышалось фырканье тарлариона.

Зверь за зверем разбежавшиеся в панике животные, были возвращены или вернулись сами к своим стойлам. На данный момент отсутствовали не больше семи или восьми особей. Тарларионы это ведь не слины, не пантеры и не ларлы. Они оставляют за собой легко читаемый след. Я не сомневался, но в конечном итоге все они будут найдены и возвращены в стойла, возможно, при некоторой удаче, к полудню следующего дня.

Я ещё раз окинул взглядом окрестности.

Делать здесь, около этого сарая было нечего. К тому же все мои мысли крутились вокруг Сесилии. О женщинах в ошейниках вообще очень легко думать. Фактически, трудно не думать о них, поскольку они красивы, и они рабыни. Как здорово, вернуться домой, где тебя приветствует нетерпеливая, готовая рабыня, которая опускается на колени, счастливо заглядывает в глаза, а затем кротко опускает голову перед своим господином. Возможно, она протянет свои тонкие запястья, в надежде что их свяжут или наденут наручники. Рабыни хотят быть во власти своих владельцев, и знать себя в их власти.

Завтра, по окончании дневных работ должен быть праздничный ужин. Лорд Нисида обещал. Вероятно, это будет организовано ближе к вечеру, возможно, даже после наступления сумерек. А потом, на следующее утро, как я понял, лагерь будет оставлен. Планы Лорда Нисиды ввиду рассекречивания лагеря, должны были быть ускорены.

Что именно могло бы быть вовлечено в эти планы, мне по-прежнему было не ясно, но я был уверен, что в конечном итоге они не предполагали, какой-либо местной цели.

Зная, что грубая, узкая дорога, прорубленная от лагеря через лес, грунтовая, не мощёная, попросту две колеи накатанные колёсами множества фургонов, груженных брёвнами и досками, проезжавших почти ежедневно, ведёт в юго-восточном направлении, я предполагал, что на том конце она упирается в некий водный путь. В пределах сотен пасангов не было никаких крупных городов, а водный путь мог привести только к Тассе.

Помнится, Пертинакс упоминал о реке называемой Александра.

Пани были необычны для исследованного Гора, а водный путь вёл к Тассе.

На тропе ведущей от центрального лагеря к тарларионовым стойлам появились несколько факелов. Они приближались.

— Асигару, — прокомментировал Таджима.

— Они идут за Лицинием и за тобой, Сару, — сказал я рабыне. — Они не найдут Лициния и договорятся подождать с поисками его тела до завтра, ссылаясь на темноту и всё такое. С другой стороны они найдут тебя.

— Да, Господин, — отозвалась девушка.

— Не называй мужчин «Господин», — сердито буркнул Пертинакс.

— Я должна, — сказала она, — Господин. Я — рабыня и должна обращаться к любому свободному мужчине как к Господину, а к любой свободной женщине как к Госпоже.

Я был доволен тем, что Сару поняла это. Безусловно, с тех пор как она покинула Землю, она сталкивалась с немногими свободными женщинами. Возможно, конечно, ей приходилось видеть некоторых из них на Горе, когда она ещё думала, что притворяется рабыней, прежде чем прибыть в северные леса. Наверное, тогда она могла бы использовать обращение «Госпожа» по отношению к некоторым свободным женщинам, возможно, считая это забавным и пользуясь воображаемой отговоркой. Думаю, что она делала это хорошо. В противном случае, она, вероятно, была бы прислонена к стене и получила бы стрекалом по икрам. Разумеется, даже в то время, поскольку она была внесена в список приобретения, она фактически была рабыней, просто сама об этом ещё не ведала. А вот если бы понимала, то это могло бы дать совсем другой вкус её покорности. В действительности, она стала рабыней, просто ещё не забранной рабыне, за недели или даже больше, до её прибытия на Гор. Таким образом, технически, уже в то время она должна была выказывать уважение к свободным людям, используя обращение «Господин» и «Госпожа». Впрочем, не будем обвинять её в этой ошибке, поскольку она тогда не ещё сознавала, что была рабыней.

Я предположил, что Мистер Грегори Вайт, теперь по собственному выбору ставший Пертинаксом, который когда-то давно в офисах и коридорах инвестиционной компании мог с тоской, украдкой кидать полные вожделения взгляды на ту, которую он в это время считал честолюбивой, сложной, высокомерной, недосягаемой мисс Маргарет Вентворт, и по сей день продолжая считать её выше себя, возможно, стал бы смотреть на предмет своего обожания иначе, совсем по-другому, если бы понимал, что в действительности она была не больше, чем рабыня.

Таким образом, она, со всей её самодовольностью, амбициями, мелочностью и тщеславием, день за днём ходила рядом с ним, вела себя как обычно, садилась в такси, обедала в ресторанах, искала потенциальных клиентов и так далее, думая о себе как о свободной женщине, не зная, что она уже не более чем рабыня, что для неё было бы подходяще стоять перед ним на коленях, опустив голову в пол. Могла ли она догадываться, что невидимый аркан уже был наброшен на неё, и теперь охотникам требовался только удобный момент, чтобы потянуть верёвку и затянуть петлю? Знай Вайт об этом, не мог ли он, подкравшись к ней сзади, схватить её за плечи и удерживая беспомощно перед собой, прошептать ей на ухо: «Рабыня»?

Но, тем не менее, её рабство было скрыто, даже от неё самой.

Интересно, порой спрашивал я себя, сколько женщин, даже помимо тех, что попали в списки приобретения, являюсь рабынями, сами того не подозревая?

А может они знают о том, что они рабыни, просто им недостает господина?

Как может цивилизация так искажать и извращать правду! Как может она скрывать природу, скрывать действительность! Как можно унижать одно и украшать другое, как можно столькими многими способами убегать от серьёзного, могучего и достойного, чтобы попасть в объятия мелкого, жалкого, абсурдного и позорного.