Джон Норман - Мечники Гора

Рабыня зажмурилась и, невольно вздрогнула от отвращения. Но потом она справилась с собой, и посмотрев на меня, рассказала:

— Мне связали руки за спиной, постановили колени, схватили за волосы, запрокинули голова и, удерживая в таком положении, разжали мне зубами, зажали ноздри и вылили в меня эту гадость. Я должна была либо проглотить это пойло, либо задохнуться. Это было самое горькое, самое отвратительное, что я пробовала в жизни. Меня оставили со связанными руками, чтобы я не вызвала у себя рвоту и не избавилась от этой микстуры. А позже они обрили мою голову.

— Бритьё головы, несомненно, должно было помочь тебе лучше понять свою неволю, — пояснил я, — но, одновременно, возможно, это было даже в чём-то милостиво с их стороны, учитывая, к какой работе тебя приставили. Твои волосы были слишком красивы, они были предметом твоего тщеславия. Тебе было бы жаль пачкать их тарларионовом навозе.

— Я попыталась возражать против такой работы, когда меня впервые привели сюда, и объяснили, что я должна делать, — всхлипнула Сару. — Они ткнули меня лицом в кучу навоза. Больше я не протестовала.

Несмотря на то, что, как было указано ранее, эффект от рабского вина и от «вина благородной свободной женщины» идентичен, как и их общий активный компонент, являющийся вытяжкой из корня сипа, между ними есть значительная разница. Рабское вино изготавливается без попытки скрыть изначальную горечь сырого корня сипа, тогда как «вино благородной свободной женщины» приправлено пряностями и подслащено так, чтобы не оскорблять вкус тонкой, рафинированной, чувствительной свободной женщины. Рабыня, как и любое другое домашнее животное, может быть оплодотворена только, если, когда, с кем и как того пожелает хозяин. Противоядие, что интересно, довольно приемлемое на вкус, выдаётся рабыне перед её спариванием. Во время спаривания, которое происходит под контролем рабовладельца, она будет оплодотворена рабом-мужчиной. Оба они, и раб, и рабыня будут в капюшонах, и под запретом говорить, так что ни один из них позже не сможет узнать другого, если им случится встретиться.

— Насколько я помню, — сказал я, — несколько дней назад на пляже Ты сообщала мне, что была девственницей. В тот момент, конечно.

— Да, — вздохнула она, опустив взгляд.

— Почему? — полюбопытствовал я.

— Я ненавидела мужчин, — ответила рабыня. — Я презирала их. Мне была невыносима мысль, что один из них, сделал бы это со мною. Это было бы так вульгарно. Я была бы такой беспомощной! В их руках я была бы ничем не лучше рабыни.

— А теперь, Ты — всё ещё девственница? — осведомился я.

Сару бросила быстрый, несчастный взгляд на Сесилию, выглядывавшую из-за моей спины.

— Я должна говорить? — спросила она.

— Разумеется, — кивнул я.

— Нет, — ответила рабыня, уставившись вниз в солому. — Я больше не девственница.

— Лорд Нисида вскрыл тебя, — констатировал я.

— Вскрыл? — повторила она, удивлённо посмотрев на меня.

— Да, чтобы сделать тебя готовой, для удовольствия мужчин, — пояснил я.

— Нет, — покачала головой Сару. — Это был не он.

— Признаться, удивлен, — хмыкнул я.

— После той встречи в павильоне, — сказала она, — он больше не проявлял интереса ко мне, даже к тому, чтобы сорвать урожай девственности с такой как я, не больше чем к девственности тарскоматки. На меня надели капюшон и отдали работникам этого сарая.

— Отличаешься ли Ты теперь от себя прежней? — спросил я.

— Они используют меня, как им захочется, — всхлипнула Сару.

— Отличаешься ли Ты теперь от себя прежней? — повторил я свой вопрос.

— Но не так как прежде, — прошептала рабыня, словно не слыша меня. — Теперь они часто заставляют меня ждать.

— Несомненно, по приказу Лорда Нисиды, — предположил я.

— Возможно, — растерянно кивнула она. — Я не знаю.

— Да, я вижу, что Ты теперь отличаешься, — заключил я.

— Да, — одними губами прошептала бывшая Мисс Вентвотр, — теперь я отличаюсь.

— Они заставили твой живот дёргаться, — прокомментировал я.

— Да, — признала она, опуская глаза. — Они сделали так, что мой живот задёргался.

— Понимаю, — кивнул я.

Она вскинула голову, и в глазах её блеснули слёзы отчаяния.

— Как Вы можете понять меня? — крикнула девушка. — Я больше не могу себя контролировать!

— Ты и не должна, — пожал я плечами. — Ты наполняешься жизнью. Ты заряжаешься здоровьем, едва подозреваемым свободной женщиной. Ты освобождаешься как женщина.

— Я загораюсь снова и снова, как тарскоматка во время течки! — выкрикнула она.

— Скорее как рабыня, — поправил её я.

— Да, — всхлипнула блондинка, — как рабыня!

— Превосходно, — заключил я. — Безусловно, часто это может причинять страдания.

— Впервые в своей жизни, — призналась она, — я теперь хочу прикосновения мужчин! Нет! Я жажду его! Они должны прикоснуться ко мне! Теперь я нуждаюсь, отчаянно, беспомощно нуждаюсь в прикосновении мужчин!

— Конечно, — кивнул я, — Ты ведь женщина.

— Прежде я была женщиной! — прошептала бывшая Мисс Вентвотр.

— Да, — согласился я, — но не рабыней.

— Нет, — всхлипнула она, — не рабыней.

— У тебя есть работа, которую следует доделать, — заметил я. — Тарларионов скоро пригонят обратно.

— Да, — вздохнула рабыня.

— Где тебя разместили? — поинтересовался я.

— Там, в углу, — указала она в дальний конец сарая, правее того места, где мы находились.

— На ночь меня там приковывают за шею к кольцу в полу цепью. Кашу и воду мне оставляют в двух мисках, есть и пить их которых я должна как тарскоматка, на четвереньках, головой вниз, руками мне пользоваться запрещено.

— В этом нет ничего необычного, — сказал я. — С девушкой, которой только начали преподавать её ошейник, что она в полной власти мужчин, часто так поступают.

— Да, Господин, — всхлипнула Сару.

— Уверен, там у тебя ещё есть ведро для твоих нужд, — предположил я.

— Нет, — покачала она головой, — я должна использовать навозную тачку.

— Понятно, — кивнул я.

— Почему Господин Пертинакс не пришёл, чтобы повидаться со мной? — спросила она.

— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Ты хотела бы его видеть?

— В таком виде, как я теперь? — отшатнулась прежняя Мисс Вентворт.

— А как ещё? — поинтересовался я.

— Я в ошейнике! — заплакала она.

— Вы и раньше была в ошейнике, — напомнил я ей.

— Но теперь я в нём на самом деле, — всхлипнула девушка. — Я рабыня.

— Ты думаешь о Пертинаксе? — угадал я.

— Да, — прошептала рабыня.

— Не сомневаюсь, что Ты в ужасе от того, что он может увидеть тебя такой, как Ты сейчас, но, тем не менее, Ты хотела бы видеть его.

— Да, — шёпотом признала она.

— Возможно, Ты думаешь, что он посочувствует тебе, будет взволнован судьбой, которая выпала на твою долю? — спросил я.