Джон Норман - Кюр Гора

— Может быть, Господин возьмётся научить меня всему этому? — поинтересовалась рабыня.

— Несомненно, тем более, что это повысит твою цену, — ответил Тэрл.

— О, Господин! — протестующе протянула она.

— Кстати, — усмехнулся её хозяин, — такие навыки рабыни, как умение красиво целовать плеть, спасли многих девушек от поцелуя этой самой плети.

— Да, Господин, — улыбнулась Лита. — Я могу это понять.

Существует, кстати, множество путей, которыми девушки пытаются умиротворить своих владельцев. Зачастую это не больше, чем принятие перед ним позы демонстрирующей её, как его рабыню. Можно, встав на колени, в раскаянии опустить голову к его ногам, или лечь ниц и вымаливать прощение губами и языком, или поставить его ногу себе на голову, или приползти к нему на четвереньках, принеся его плеть в своих зубах и так далее.

— Господин, — позвала девушка.

— Что? — откликнулся он.

— Я возбуждена, я не могу терпеть.

— Ты можешь выражаться яснее? — осведомился её владелец.

— Возьмите меня, — попросила она. — Возьмите меня, пожалуйста!

— Это звучит как-то по-земному, — заметил Тэрл.

— Тогда используйте меня, Господин, — попросила она тогда. — Пожалуйста, используйте меня! Я прошу этого!

— Я так понимаю, — сказал мужчина, — Ты просишь о том, чтобы тебя использовали как рабыню.

— Да, Господин!

— Ты просишь об изнасиловании рабыни?

— Как можно изнасиловать рабыню, Господин? — спросила Лита. — Рабыня — собственность, животное. Она принадлежит господину.

— В юридическом смысле, — усмехнулся Кэбот, — Ты права. Рабыню невозможно изнасиловать, не больше чем можно было бы изнасиловать верра или тарска.

— А что, если рабыня не захотела бы?

— То же самое, — пожал он плечами. — Не больше, чем верр или тарск.

— Но что, если её схватил бы кто-то другой, не её хозяин?

— То же самое, — повторил Тэрл. — Не больше, чем верр или тарск. Но в этом случае рабовладелец, если он возражает, то может принять меры, например, взыскать монету за использование девушки или даже убив вора.

— Вора? — удивилась рабыня.

— Конечно, — кивнул мужчина. — Разве он не воспользовался чьей-либо собственностью без разрешения, разве он не украл это использование?

— Но свободную женщину изнасиловать можно?

— Разумеется, — признал он, — но наказание за это может быть печальным, особенно если они делят Домашний Камень.

— Домашний Камень? — переспросила девушка. — А что это, Господин?

— Ты — рабыня и, следовательно, не можешь иметь такового, — отрезал её хозяин. — Не стоит тебе даже проявлять интерес к этому вопросу.

— Хорошо, Господин.

— Свободные женщины, конечно, могут быть изнасилованы, — вернулся он к теме, — налетчиками, воинами других городов, работорговцами и просто бандитами. На Горе в целом женщин рассматривают как добычу. А изнасилование таких женщин обычно не больше, чем прелюдия к их порабощению.

— Насколько должны они быть оскорблены и опозорены, подвергаясь такому использованию, будучи свободными.

— Однако после такого использования, — усмехнулся Кэбот, — они обычно сами отчаянно стремятся в ошейник.

Девушка на это ничего не ответила.

— Возможно, — продолжил он, — это потому, что впоследствии они, униженные и опозоренные, больше не расценивают себя достойными принятия чести и славы свободной женщины.

— О! — воскликнула девушка. — Нисколько, Господин.

— О-о? — вопросительно протянул Кэбот.

— Нет, — улыбнулась она, — всё дело в том, что они, несомненно, впервые в жизни оказались в руках мужчины подобно рабыням.

— Интересно, — кивнул Кэбот.

— И они познают не только тяжесть и ужас неволи, но и её содержательность, её суровую значимость и её тайные удовольствия, о которых они едва смеют говорить с мужчиной, и её радости, её неописуемые радости.

— Скорее, как мне кажется, тут работает совокупность того и другого, — предположил мужчина.

— Это верно, Господин, — согласилась с ним его рабыня.

— Конечно, их ощущение своей неволи, по крайней мере, на начальном этапе, должны быть двойственными.

— Несомненно, — кивнула Лита, — но только вначале. Позже, после того, как они изучат то, чем это должна быть женщина и рабыня, они уже не обменяют свои ошейники на всё достоинство, славу и свободу мира.

— Я понял, что Ты имеешь в виду, — сказал Тэрл.

— Они находят своё значение и радость у ног господина.

— Как рабыни, — добавил он, — как Ты, например.

— Да, Господин, — улыбнулась Лита.

Она была прекрасна, лежа около него, связанная по рукам и ногам.

— Относительно более общего смысла изнасилования рабыни, — снова вернулся он к прежней теме, — оставив за скобками законность этого и тому подобные вопросы, это выражение, как мне кажется, описывает бесправность рабыни и её подчинённость к малейшим прихотям рабовладельца. Также, она весьма часто может быть просто использована для удовольствия мужчины, так сказать, в одностороннем порядке. Таким образом, значение выражения может быть метафорически расширено, чтобы отразить беспомощность, беззащитность и безропотность рабыни, как и то, что она абсолютно уязвима, и не имеет права высказать хоть слово против того использования, которому она будет подвергнута.

— Я понимаю, Господин, — кивнула Лита.

— Впрочем, я думаю, что этот термин также ясно отражает что-то вроде резкости, и жестокости, с которыми с ней могут обращаться.

— Я понимаю это, как то, что рабыня не может играть в игры свободной женщины, — сказала Лита.

— Совершенно верно, — подтвердил Кэбот.

— У неё нет ни контроля, ни влияния на характер своего использования.

— Правильно, — кивнул её владелец.

— Вероятно, мужчины порой могут потерять терпение из-за игр и притворства свободной женщины, — предположила рабыня.

— Бывает, — согласился Кэбот.

— Игры и притворство не доступны рабыне, — отметила Лита.

— Однозначно нет, — подтвердил мужчина.

— Порой мне кажется, что Господин весьма терпелив ко мне, — предположила девушка.

— Так и есть, — признал он. — Не будь я таким, Ты была бы уже не единожды порота. Но, продолжая наш разговор о термине «изнасилование рабыни», следует отметить, что у него имеется и более широкий смысл, подразумевающий, что всякое использование рабыни, являются в некотором смысле насилием над рабыней, поскольку совершается оно не по её желанию, но исключительно по желанию рабовладельца.

— Да, Господин, — сказала рабыня, — и именно поэтому она зачастую вынуждена выпрашивать этого.

— Правильно, — кивнул Кэбот.

— Насколько жестоки рабовладельцы, — вздохнула она. — Вы вынуждаете нас нуждаться в собственном изнасиловании, отчаянно просить о нём, а затем отказываете в предоставлении этого!