Джон Норман - Приз Гора

— Какая же Ты лицемерка, — укорила её Эллен.

Мелания подняла голову и, посмотрев на неё сквозь слёзы, пробормотала:

— Я не понимаю.

— Ты пришла без сопровождающих, без телохранителей в праздничный лагерь завоевателей, косианцев. Ты сидела с мужчинами и болтала с ними. Неужели Ты не понимала, что им было мучительно любопытно относительно того, что Ты прячешь под своей вуалью? Не думаешь ли Ты, что они не задавались вопросом относительно того, какие прелести могли бы скрываться под твоими тяжёлыми одеждами? Или Ты подумала, что они были не в состоянии прикинуть примерную ценность твоего ожерелья, разглядеть блеск драгоценных камней украшавших твои одежды? И уж конечно, Ты не могла не знать, что здесь должны были распродать сотни женщин. А разве Ты не флиртовала с теми мужчинами? Разве твоя вуаль, когда Ты пила не была словно случайно расстроена? Не Ты ли сидела очень определенным способом, полуобернувшись в сторону, держа ноги вместе, как могла бы сесть рабыня, если бы ей, конечно, разрешили сидеть? А когда Ты нагло, надменно, высокомерно потребовала от голой рабыни встать на колени у твоих ног, неужели Ты не понимала, насколько мужчинам было бы любопытно, как выглядела бы Ты сама, в такой же позе, только у их ног? Ты что не понимала, что твои манеры и поведение, твои заносчивость и претензии, могут испытывать терпение мужчин? Разве Ты не знала, что результатом этого могло бы стать их желание превратить тебя во что-то для них более интересное, взять тебя в свои руки и сделать соблазнительной, покорной рабыней, трогательно умоляющей позволить ей ублажить их любым способом, какого бы они ни пожелали? Только не думай, что я не заметила, как Ты приподняла кромку подола твоего платья, так, чтобы обнажить лодыжку!

— Нет, — всхлипнула рабыня. — Нет!

— Возможно, они сразу представили, на что будет похожа эта лодыжка, когда её окружит браслет кандалов или шнурок с рабскими колокольчиками.

— Нет! — продолжила протестовать она.

— Ты просила клейма! Ты искала ошейник!

— Нет, нет! — замотала головой Мелания.

— По крайней мере, — усмехнулась Эллен, — они позволили тебе сохранить некую частичку скромности.

— Что? — опешила женщина.

— Насколько я понимаю, запястья свободной женщины, как и все остальные части её тела, не могут быть выставлены на всеобщее обозрение, для предотвращения этого служат перчатки и длинные рукава.

— Да, — изумлённо кивнула рабыня.

— На твоём левом запястье браслет, — указала Эллен. — Он скрывает небольшоё участок запястья, так что, разве тебе не оставлен кусочек скромности?

— Дерзкая рабыня! — возмутилась Мелания.

— Безусловно, — прыснула Эллен. — Кусочек совсем не большой.

— Я не искала ошейник! — воскликнула женщина.

— Искала, это очевидно, — заверила её Эллен.

— Каково это, быть рабыней? — шёпотом спросила она.

— Тут многое зависит от хозяина, — неопределённо ответила Эллен.

— Но мы должны служить нашим владельцам, и всеми способами? — уточнила Мелания.

— Разумеется, — кивнула Эллен.

— И сексуально тоже? — густо покраснев, спросила женщина.

— Это особенно, — подтвердила Эллен.

— Я — не белый шёлк, — шёпотом призналась Мелания.

— Таковых среди нас очень немного, — усмехнулась Эллен, решив не уточнять, что сама она в момент своего переноса на Гор была белым шёлком, и стала красным лишь тогда, когда Мир, её тогдашний владелец, счёл целесообразным вскрыть её для использования мужчин прямо в своём зале приёмов.

Ей вдруг вспомнилось, что сделал он это не так, как мог бы, мягко и чувственно, а практически изнасиловав её. Безусловно, это использование было для неё поучительно, проинформировав о том, что отныне может быть сделано с ней, как с рабыней. Это стало для неё чем-то вроде откровения. А потом он продал её.

— Он был вежливым и хилым, — помолчав, начала рассказывать Мелания. — Единственное, что я почувствовала, это ужасное разочарование.

Она снова покраснела и уставилась в землю перед собой.

— «И это всё?» — спрашивала я себя. И ничего больше? Я осталась неудовлетворённой. Не может быть, что это всё! Я была голодна, а на мою тарелку бросили не больше, чем самую крохотную из крошек!

— Тобой не владели, — пояснила Эллен.

Рабыня поражённо уставилась на неё.

— Тебя следовало раздеть, связать и ласкать в течение многих часов, пока Ты не завопила бы от потребностей и экстаза, — сказала Эллен. — Только после этого тому мужчине следовало войти в тебя со всей властной жестокостью грубого, эгоистичного господина. Вот тогда Ты почувствовала бы себя ничем, всего лишь рабыней. А после этого Ты должна была бы провести ночь в ногах его кровати прикованной цепью, чтобы не могла убежать, дабы там, на том же самом месте, вспомнить свои ощущения, ещё раз прочувствовать то, что было сделано с тобой, и кем Ты теперь стала. Утром тебе позволили бы встать на колени, но только чтобы поцеловать плеть, а потом Ты снова легла бы на живот и вымыла его ноги своим языком. Ты научилась бы повиноваться приказам, работать, служить, подчиняться с готовностью и совершенством. Ты узнала бы, что значит быть собственностью, принадлежащей владельцу, который будет получать от тебя всё что захочет. И Ты сама именно этого будешь хотеть, чтобы твоё господин не был бы удовлетворён ни чем иным, кроме как всем, что он сможет получить от тебя. Прошло бы совсем немного времени, и Ты научилась бы просить и служить ему со всей уязвимостью и страстью рабыни.

Вот тогда твоя жизнь изменилась бы полностью. Ты нашла бы себя доминируемой, и, как любая рабыня, объектом для применения плети. Можешь мне поверить, Ты изо всех сил стремилась бы ублажить господина, и в этом служении, и в этих отношениях, Ты получила бы такие ощущения и такой опыт, что остаются вне кругозора других женщин, тем более у ограниченных, холодных, мелочных, инертных, непробуждённых свободных женщин. Твоё сексуальное удовлетворение не результат только его действий или только твоей чувственности, а результат взаимозависимости природы самца и самки, мужчины и женщины, господина и рабыни, того, кто командует и той, кто, покорена, капитулировала и любит, той, кто обязана доставлять удовольствие, являясь объектом для наказания, должна служить и служит благодарно, рьяно, любвеобильно, каждой клеточкой своего порабощённого существа. И она наслаждается своим служением, она жаждет служить со всем пылом, и она знает, что должна служить, хочет она того или нет. Это утешает её и это нравится ей. Она знает, что её нашли достаточно привлекательной, чтобы надеть на неё свои цепи. Она наслаждается тем, что её нашли достойной ошейника. Она знает, что является наиболее желанной из всех женщин. Рабыней! Её нашли достаточно возбуждающей, достаточно привлекательной, достаточно желанной, чтобы поработить, сделать собственностью. И наконец, она находится в состоянии мира со своим полом, у ног её господина, она пришла домой, к своему ошейнику.