Джон Норман - Приз Гора

присел подле неё, и Эллен почувствовала, как сильная, мужская рука сдвинула ремни капюшона вверх примерно на дюйм, обнажив её горло. Она попыталась прижать связанные лодыжки плотнее к ягодицам, и в следующий момент ощутила металл ошейника, грубо прижатый к её шее. Он прилегал вплотную. И он был заперт. На неё надели ошейник.

— Господин? — спросила она.

Мужчина негромко шикнул, предупреждая её о тишине, и рывком поставил на колени. Эллен непроизвольно всхлипнула.

— Ой! — вскрикнула она через мгновение и невольно начала корчиться, потому что мужчина оттянул её запястья.

Но затем он просто отвязал поводок от её запястий и, наконец-то, сминавшее промежность, будоражащее давление исчезло.

— Спасибо, Господин, — пробормотала Эллен. — Спасибо, Господин.

Она наделась, что теперь ей будет легче контролировать своё тело, настолько, насколько любая рабыня, может его контролировать. Однако практически немедленно она поняла, что хочет оказаться в его руках, быть доминируемой и взятой как рабыня.

Эллен заскулила как потерянный щенок. Ей оставалось только надеяться, что мужчина не почувствует запах её потребностей. Поводок сделал свою работу на славу. Затем замок капюшона был открыт, и кожу потянули вверх, но лишь только для того, чтобы оголить рот. Девушка по-прежнему ничего не видела.

— Господин? — спросила она и смиренно сложила губы в поцелуй.

Будут ли её губы изнасилованы властным поцелуем господина, потребует ли он свою собственность? Но ответом ей стал лишь негромкий, мягкий смех мужчины.

— Рабыня, — шепотом сказал он и сунул ей в рот сосок бурдюка.

Эллен, запрокинув голову, с жадностью и благодарностью втягивала в себя воду. К её сожалению питьё у неё забрали слишком быстро, по крайней мере, ей так показалось.

— Открой рот, рабыня, — услышала она.

В её послушно раскрытый рот всыпали порцию рабских пилюль, и тут же стянули капюшон на прежнее место. Уже полностью закрытая, девушка принялась быстро пережёвывать горстку позволенной ей простой, но питательной формы рабской пищи. Раздался щелчок, и Эллен поняла, что ремень капюшона снова заперт.

Ещё мгновение и она проглотила доставшуюся ей порцию пилюль.

— Ну что, нагрелась? — осведомился мужчина.

— Да, да, Господин, — чуть не закричала рабыня.

— Хорошо нагрелась? — уточнил он.

— Да, да, да, Господин, — поспешила заверить его Эллен.

— Ну вот и замечательно, — сказал он. — Нам пора отправляться в путь.

Девушка непроизвольно вскрикнула, потому что мужчина, резко дёрнув, протянул поводок вперёд между её бёдрами. Теперь он свисал между её грудей с кольца на её горле. Эллен почувствовала, что мужчина отвязал её лодыжки от запястий. Какое это было замечательное чувство! Затем он распустил узлы и на лодыжках Эллен. Это её обрадовало ещё больше, и она со слезами облегчения пошевелила ногами и, всхлипнув, внезапно, неосторожно, сжала бёдра. Он не должен, знать до какого состояния он, её господин, довёл её.

— Поза, — негромко скомандовал он, и девушка, захныкав, приняла правильную, насколько позволяли связанные за спиной запястья, позицию.

Неужели ему было так трудно разрешить ей хотя бы толику скромности, хоть небольшое послабление?

— Хочешь, чтобы твои руки были закованы в наручники? — спросил мужчина.

— Да, Господин, — ответила Эллен, покрутив руками, стянутыми петлями кожаного шнура, горячими и мокрыми от её пота.

— А Ты хотела бы, чтобы я сковал их спереди или сзади? — полюбопытствовал он.

— Конечно, спереди, Господин! — обрадовано воскликнула Эллен, тут же застонала, почувствовав, как его пальцы с силой раздвинули витки шнура, освободив немного пространства между ними, а затем к оголенной коже между петлями прижался металл открытых дужек рабских наручников.

Клацнули защёлки устройства, и браслеты плотно охватили её запястья. Её руки были скованы за спиной наручниками, и только после этого с её вспотевших запястий петли кожаного шнура были сняты. В этом не было ничего необычного. В гореанской традиции держать рабыню в одних узах до тех пор, пока на неё не наложены другие. Подобный обычай в целом соблюдается и в отношении различных идентификационных аксессуаров, скажем, ошейников, браслетов, анклетов и тому подобных. Например, если бы на вас был надет ножной рабский браслет, то можно ожидать, что он будет оставлен на месте пока какой-либо другой браслет или ошейник не окажется на вас. Таким образом, на рабыне всегда присутствует, по крайней мере, один символ неволи, не считая клейма. Несомненно, именно так поступили с Тутиной на Земле, или прежде чем привезти её на Землю. Эллен помнила, что Тутина на своей лодыжке носила анклет, скрывая его под повязкой, когда находилась вне дома. Эллен не забыла и о том, что во время её пребывания в доме Мира на Земле, тоже носила ножной браслет, правда, в тот момент, не имея никакого понятия о значении этого аксессуара. Возможно, надень Мир на неё ошейник сразу, и многое стало бы ей ясным ещё тогда.

Итак, Эллен стояла на коленях в позе рабыни для удовольствий, но с закованными в наручники за спиной руками где-то, предположительно в окрестностях праздничного лагеря. И хотя её господин не счел целесообразным, что было полностью в его праве, как владельца, учесть её пожелание о том, чтобы сковать ей руки спереди, тем не менее, Эллен была благодарна за наручники, поскольку металлические браслеты, окружающие запястья, были намного удобнее, чем тугие петли кожаного шнура. Безусловно, теперь она была ещё больше в его власти, чем прежде. Любой мог бы перерезать кожаные путы, будь то грабитель, или просто прохожий, но теперь она носила рабские наручники, которые нельзя было снять без ключа или инструмента.

«Ну вот, я закована в наручники», — подумала она, разведя руки насколько позволяла цепочка и немного потянув в стороны.

Даже в самом начале, в доме Мира, тело Эллен не могло не ответить на наручники. И даже тогда, пусть и неохотно, она признавала, что это её возбуждает. Насколько восхитительно это было, какое возбуждение охватывало девушку, когда её заковывали в наручники, как удивительно было чувствовать себя беспомощной, совершенно беспомощной, особенно если её миниатюрные запястья были скованы за спиной, а её красота выставлялась столь беззащитно в этих запертых, прочных, крепких, бескомпромиссных браслетах рабских наручников. Они словно говорили с ней о её уязвимости, беспомощности, подчинённости мужчинам, о её статусе рабыни, о её женской природе.

«Да, я люблю быть закованной в наручники», — призналась сама себе Эллен.

Она почувствовала, что её хозяин встал перед ней. Поводок, по-видимому, был в его руке, Эллен заключила это исходя из еле заметного натяжения на кольце ремня капюшона, кроме того, она больше не ощущала контакта поводка с телом.