Джон Норман - Приз Гора

— «Мы»? — переспросил он.

— Да, Господин, — кивнула рабыня, наклоняясь вперёд, и еще немного задирая подбородок.

— Кажется, Ты приготовилась к поводку, — заметил молодой человек.

— Да, Господин, — подтвердила Эллен. — Возьмите меня на поводок. Я прошу взять меня на поводок!

— Женщина Земли просит о поводке? — удивлённо уточнил Селий.

— Да, Господин! — поспешила заверить его она.

— Что, испугалась, что мы можем не взять тебя с собой? — спросил Селий Арконий.

Эллен промолчала, не решаясь ответить.

Её хозяин наклонился, поднял одеяло с земли и накинул на Эллен, укрыв её с головой. У девушки вырвался непроизвольный стон, заглушённый одеялом. Эллен не осмелилась скинуть его, принимая во внимание тот особый способ, каким оно было наброшено на неё её владельцем.

Одеяла, простыни и другие куски ткани могут быть использованы в качестве скрывающего невольницу капюшона. Их накидывают на голову и закрепляют, обвязав вокруг шеи, талии, кистях или руках женщины. Самое простое укрытие одеялом, это, конечно, то, которое было применено к Эллен, просто накинутое на голову. Эллен знала, что, когда женщину укрывают таким образом, то это предполагает, что ей нельзя издавать звуки. Рабыню могли закрыть так по множеству причин. Возможно, в виду того, что на ней не было стандартного капюшона, её хозяин не хотел, чтобы она была опознана, всё же со времени её покупки за неприлично большие деньги прошла всего одна ночь. Впрочем, Эллен предположила, что была укрыта просто для того, чтобы, так сказать отключить от реальности.

«Да, — подумала она. — Я ненавижу Селия Аркония».

На Горе, кстати говоря, нет ничего необычного в том, чтобы скрывать внешность женщин, причём, не только свободных, но и рабынь. Разве крестьяне не прячут своих дочерей? А мужчины в Тахари не приказывают своим рабыням скрыться в палатке при появлении незнакомцев?

Чтобы некоторые моменты стали яснее надо заметить, что на Горе женщин изначально склонны расценивать как товар или завидный трофей и добычу, особенно если Вы не делите с ними Домашний Камень. Захват женщин врага — обычая практика гореанских войн. В действительности, некоторые войны велись именно для того, чтобы заполучить рабынь. А уж набеги с целью похищения женщин и вовсе банальность. Фактически, среди здешних мужчин, монстров в человеческом обличии, бытует отношение к этому, как к спортивному состязанию. Кроме того, обладание женщинами зачастую рассматривается, как символ богатства, состоятельности, тем, чем в ином времени и месте могли бы быть стада коров или табуны лошадей. Подозреваю, что одиночество и страдания обычные спутники многих садов удовольствий богатых мужчин. Само собой, гореанские города соперничают друг с другом не только в блеске их бульваров и парков, в величии фонтанов и архитектурных ансамблей, но также и в численности и красоте их рабынь.

— Время еще не пришло, — послышался спокойный голос Порта Каньо.

— Наши друзья из Порт-Кара и Форпоста Ара ещё должны выпустить в полёт тарнов, — пояснил Фел Дорон, — что должно будет убедить наших косианских партнёров, что мы, их неизвестные, но предполагаемые противники и возможные соучастники преследуемого тарнстера, который, скорее всего, работал не один, также распрощались с лагерем. Вот тогда, пока косианцы будут прочёсывать облака, мы, спокойно, при свете дня, смешаемся с сотнями других и, никуда не торопясь, тронемся в путь.

— Что-то мне как-то боязно, — признался один из мужчин.

— Утром, всё утром, — успокоил его Фел Дорон.

— А сколько осталось до утра? — поинтересовался все тот же голос.

— Два ана, может два с половиной, что-то около того, — отозвался Порт Каньо.

Эллен, скрытая под одеялом, не могла что-либо видеть, но на основе негромких звуков, долетевших снаружи, заключила, что мнение Порта Каньо и Фела Дорона возобладало, и что их беспокойные товарищи снова разошлись по своим местам у костра.

— Господин, — шёпотом позвала девушка, — я могу говорить?

— Нет, — отрезал мужчина, и девушка в рабском ошейнике замерла стоя на коленях под обычным тонким и мягким одеялом, лишённая права говорить.

«Он силён, — подумала она. — Он не идёт со мной на компромисс. Я для него не больше чем свинья или собака. Всё что мне остаётся это попытаться сделать так, чтобы он остался мною доволен. Он Селий Арконий, мой господин! Но, как странно то, что я, землянка, должна была попасть сюда, в другой мир, на далёкую прекрасную планеты, о существовании которой, подавляющее большинство жителей Земли даже не догадываются, чтобы оказаться бесправной рабыней стоящей голой на коленях, на его траве, со скованными за спиной руками, закрытой одеялом, чтобы ничего не видела, не мешалась и не привлекала внимания и ожидала своей участи. Как отличаюсь я теперь от той, кем я была когда-то! Сколько всего было сделано со мной! Как всё изменилось! Теперь я снова девушка, такая, какой я была, какой я видела себя в зеркале, когда мне было не больше восемнадцати лет. На Земле меня можно было бы принять за выпускницу школы или студентку, недавно поступившую в колледж, на которую едва ли обратили бы внимание старшекурсники. Но, надо признать я — красивая девушка. Вот только незадача, я здесь рабыня. Красивая юная рабыня. Меня называют Эллен. И мне остаётся только надеяться на то, что рабовладельцы будут довольны этой девушкой. Боюсь, если они этого не сделают, то просто убьют её. Но как господин здорово разогрел меня жестоким узлом пробуждения, узлом возбуждения! Мужчины сделали это со мной. О, Господин, будьте добры ко мне! Но как властны они со своими рабынями! И как глубоко оказались мы в их власти! Мужчины сделали нас зависимыми от них, не только в том, что мы едим и пьём, но даже в тряпках, которые мы носим, а также и во многих других, намного более глубоких и интимных вещах зависим мы от них. Я имею в виду успокоение жестоких и отчаянных потребностей, обычно выпускаемых в неволе, потребностях настойчивых, безотлагательных и мучительных, во власти которых мы отказываемся совершенно беспомощными. Мужчины, своего удовольствия и развлечения ради, раздувают трут наших потребностей. Они разжигают в наших животах рабские огни, это им нравится, и это несомненно повышает нашу цену. А затем они отступают, словно ничего не замечая, в то время как эти огни раз за разом бушуют в нас. Они превращают нас в жертвы наших собственных потребностей и используют их, чтобы не оставить нам никакого иного выбора, кроме как самим бросаться к их ногам. Как же они жестоки! Как я нуждаюсь в них, хочу и люблю их! На Земле я попыталась ненавидеть их, как того пожелали мои сёстры, но я не будут утверждать, что даже в моих попытках соответствовать этим требованиям, и посреди предписанных мне, постоянно декларируемых мною же критических анализах и обвинениях, я не находила мужчин волнующими. Даже тогда я задавалась вопросом, каково было бы принадлежать им, полностью, как движимое имущество, как принадлежали им очень многие женщины, мои сёстры, в истории нашего мира. Я с трудом могла заставить себя полагать, что человеческая природа была ошибкой и биологической неправильностью. Разве все существа могли быть ошибкой? И я знала, что слишком многое в истории, на протяжении более чем тысяч поколений, предполагало, что биография расы была необъяснимым несчастьем, просто случайным непредвиденным обстоятельством, которое в другой ситуации могло бы не возникнуть, поскольку оно не имело ни значения, ни фундамента, ни каких-либо причин пойти так, как оно пошло. А ещё на Земле меня часто мучил вопрос, не предала ли я мои истины, не продала ли своё счастье, доставлять удовольствие другим. Какую компенсацию может получить индивидуум за это? Ложь штука дорогая и очень продажная! Если есть прибыль, то есть и потеря, всегда, но выгода немногих может быть потерей для большинства, и, возможно, стоит задаться вопросом, а действительно ли те немногие извлекли пользу? Могут ли голод и несчастье, горе и страдание, ненависть и боль, болезнь и трагедия быть очевидными знаками здоровья и правды? Что-то не кажется это вероятным».