Джон Норман - Приз Гора

Но не испытывает ли порой свободная женщина беспокойства, дискомфорта, напряжения, возможно, ей самой до конца не понятного?

Рабыня знает, что такое агония. Так пусть свободная женщина крутится и извивается в своей постели, поливая подушку горькими слезами.

Рабыня сама сгибает спину перед господином, покрывая волосами его сандалии, в надежде, что он будет милосерден, что он сжалится над нею.

А не задается ли иногда вопросом свободная женщина, каково это было бы быть рабыней, быть совершенно бесправной и уязвимой, вынужденной служить и ублажать? Не спрашивает ли она себя время от времени, каково было бы стоять раздетой и в ошейнике, найти свою красоту под пристальным оценивающим взглядом, рассматриваемой с явным интересом и удовольствием, с одобрением и ожиданием, найти себя беспомощной, в пределах отношений с мужчиной, которому принадлежит её красота, собственностью которого она сама является? Каково это, стоять перед своим владельцем?

Сомневаюсь, что её когда-либо в прежней жизни так рассматривали.

Пусть она теперь поймёт, возможно, впервые в жизни, что она красива, что она достойна восхищения, что у неё хорошая фигура, что она мучительно желанна, что она — пригодное мясо для рабовладельцев.

Конечно, теперь она понимает, почему она оказалась в ошейнике.

А понимает ли она теперь, что значит быть в пределах досягаемости его рук, что значит оказаться в его руках?

Возможно.

Кто может это сказать это наверняка?

Но давайте отложим в сторону мысли о свободных женщинах, их хотениях и трагедиях.

Мы не свободные женщины. Мы — рабыни. Нами командуют. Мы обнажены. На нас надели ошейник. Нас могут заставить танцевать, нам можно приказать выступить в любом виде интимных модальностей. Мы должны стараться доставить удовольствие нашим владельцам, и надеяться на то, что им понравится. Если же мы этого не сделаем, то нам ждёт встреча с плетью. Мы — рабыни. Довольно часто нас приковывают цепями или привязывают, беспощадно выставляя для удовольствия господина, а как же, его собственность должна быть выставлена напоказ если ему это нравится. Когда он раскладывает нас перед использованием, у нас не должно оставаться ни малейшего сомнения в нашем покорении. Он добр к нам. Он подарит нам свою нежность, хотя мы всего лишь рабыни. Мы благодарны за его прикосновение, и мы кричим ему, снова и снова, в бреду ослепления нашей радостью, в экстазе рабыни которой обладают.

Но наши рабские потребности, это не просто потребности трогательно пробужденной и безжалостно усиленной сексуальности, есть в этот и вещи не столь очевидные. Сюда также вовлечены и более тонкие потребности, потребности принадлежать, направляться, быть на своём месте.

Может ли свободная женщина понять что-нибудь из этого?

Возможно.

Кто знает?

Свободные женщины прекрасны и благородны, высоки и величественны насколько, размышляла Эллен, настолько, что я по сравнению с ними — ничто, но я не обменяла бы свой ошейник ни на их статус, ни на всю их славу».

Вдруг Эллен охватил испуг. Сколько времени она уже простояла укрытая одеялом? Причем боялась она теперь за своего господина, за его друзей и союзников. Ей показалось, что задерживаться дольше в этом месте, в этом растревоженном, кишащем настороженными и испуганными людьми лагере, было крайне опасно.

На её взгляд это было ясно, даже неосведомленной юной рабыне.

Рядом весело потрескивали поленья в огне. С того момента, как Селий накинул на неё одеяло угли в костре дважды перемешивали, и дважды подбрасывали свежих дров. Эллен отчаянно хотела говорить, попытаться убедить поскорее бежать отсюда, но не осмеливалась даже открыть рот. Ещё больше она боялась того, что её могли просто оставить здесь, в том виде в каком она была, закрытую одеялом. Она понимала, что была не в состоянии поспевать за мужчинами, если бы им пришлось начать быстрый отход с этого места. Правда её несколько успокаивало решение мужчин следовать оговоренному плану и покидать лагерь в неторопливой манере. Воспоминание о словах Фела Дорона слегка успокаивало девушку. Кроме того, брошенные вещи или оставленная рабыня могли бы вызвать подозрения. Для чего это невиновным людям такая подозрительная поспешность? Впрочем, она конечно понимала, что в случае необходимости или желания, её в любой момент могли бросить уже во время движения. Она могла быть связана по рукам и ногам, и оставлена на обочине, чтобы любой проходящий мимо мог забрать её себе. Это было возможно. Но обычно так поступали только с самыми ненужными рабынями. Как жалобно они тогда обращались к незнакомцам. Но, боюсь, многие бы просто прошли мимо, не желая получить объедки со стола другого мужчины. Вероятно, такой опыт будет поучителен для рабыни, если, конечно, ей настолько повезёт, и некий прохожий согласится забрать её себе. Можно не сомневаться, что она станет для него одной из самых благодарных, преданных и рьяных рабынь. Кроме того, не стоит забывать, что по ночам вдоль дорог могут шастать слины. Однако Эллен не думала, что может быть расценена ненужной или нежеланной рабыней. Она ведь видела, какими глаза смотрели на неё мужчины. Для неё уже стали привычными их откровенно раздевающие и оценивающие взгляды.

«На Земле мужчины так себя не ведут, — подумала Эллен, — там они очень осторожны, зачастую даже скрытны и если рассматривают женщин, то делают это исподтишка. А что поделать? Им приходится учитывать запутанность и нелепость, а также вовлечённые риски их патологической среды».

Некоторые, соответствующим образом обработанные, даже чувствовали вину после, того, как, скажем, непреднамеренно, кратко, поддались одной из большого количества предрасположенностей заложенных в самца природой, и задержали взгляд на человеческой самке. В противоположность землянам гореанский мужчина смотрит на женщин открыто и честно, особенно на рабынь. Было время, когда Эллен, даже будучи одетой в тунику, чувствовала себя практически раздетой глазами мужчины.

Мужчины Земли ведь не задумаются, откровенно разглядывая собак и лошадей, так почему они не должны смотреть также откровенно и на другой вид домашнего животного, на рабыню? Правда, они наверное никогда не видели рабынь? Если так, то это им не повезло, поскольку такие животные зачастую очень красивы.

Разумеется, гореанская рабская туника оставляет немного простора для их воображения относительно очарования своей носительницы. Однако Эллен много раз замечала, как мужчины провожали пристальным взглядом даже закутанных в тяжёлые одежды, перчатки и вуали свободных женщин. Несомненно, они рассматривали прятавшуюся под плотными тканями рабыню. К своему развлечению Эллен отметила, что те свободные женщины, что ловили на себе такие взгляды мужчин, продолжая делать вид, что не замечают этого факта, старались выправлять тело, держать осанку, идти красиво и так далее. Они тоже были рабынями, думала Эллен в такие моменты с большим удовлетворением. Так пусть на них тоже наденут ошейники и нарядят в ничего не скрывающие туники! Тогда они действительно изучили бы, как надо держать свои тела и походку. Конечно, в саму Эллен эти премудрости правильного хождения в тунике вбивали жалящими укусами стрекала ещё в доме Мира.