Джон Норман - Приз Гора

В следующий момент девушка почувствовала, как сильная мужская рука сгребла одеяло под её подбородком. Ткань затянулась вокруг шеи и плотно прилегла к её голове. Получилось что-то мало чем отличающееся от стандартного рабского капюшона с ремнём, затягивающимся на шее и кольцом на горле, за которое обычно крепится поводок. Мужчина протащил Эллен несколько ярдов в сторону. Один раз она споткнулась, но рука, собравшая одеяло на её горле, не дала ей упасть. Когда Эллен почувствовала, что под её босыми ногами появилась трава, хозяин выпустил одеяло и скомандовал:

— На колени.

Девушка, немедленно и не задумываясь, упала на колени, не забыв расставить их в стороны. Селий стянул одеяло назад так, чтобы оно лежало на плечах его рабыни, укрывая её тело полностью, но оставляя открытой голову и горло. Он немного придержал ткань на её шее, а затем отпустил. Одеяло чуть распахнулось спереди, но в целом осталось, как было. Затем мужчина, обеими руками, почти нежным жестом, зачесал назад её волосы, перебросив их через плечи за спину, заглянул в глаза Эллен, смотревшей на него, испугано и умоляюще. Она была его, но фактически его не знала. Она говорила себе, что ненавидела его, что презирала, но при этом знала себя его собственностью, и по какой-то причине на её глаза вдруг навернулись слезы.

Селий задумчиво провёл кончиками пальцев правой руки по её ошейнику. Удивлённой Эллен даже показалось, что это было сделано почти с любовью. Но затем, по-видимому, придя в себя, он встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и рассмеялся негромко, но грубо, скорее даже безжалостно и беспощадно, а потом, сверкнув глазами, по-хозяйски схватил ошейник. На его лице появилось выражение удовлетворения, и Эллен, внезапно задрожав, поняла, что это был истинный владелец женщин, не принадлежавший к тому виду мужчин, которые могли освободить рабыню. И уж конечно, он не освободил бы её, только не эту юную, прекрасную варварку, которой она была. В действительности, учитывая реальную возможность владеть ею, разве любой мужчина с рациональным складом ума хоть на мгновение стал бы рассматривать возможность её освобождения? Эллен вдруг поняла, и это поразило её до глубины души, что на этой планете она была слишком ценна, слишком драгоценна, слишком желанна, чтобы быть свободной. Быть может, если бы только она была бы упакована, закутана, спрятана в тяжёлых одеждах сокрытия? Но, разумеется, только не после того как мужчины хоть глазком взглянули на неё, одетую в короткую рабскую тунику, или увидели её закованную в цепи на рынке, или выставленную нагой на сцене торгов. Её лицо, её рабские формы выдавали Эллен с головой. Слишком очевидно было, что такая как она могла быть только естественной собственностью сильных мужчин. Кроме того, Эллен подозревала, что этот мужчина, её господин, помимо социальных и институциональных императивов, по некой причине, персонально, глубоко, буквально смаковал обладание ею. Он не позволил бы ей уйти, теперь она была уверена в этом, и это её пугало, но одновременно необыкновенно волновало её. Эллен подозревала, что немногие из женщин на Земле, разумеется, кроме рабынь, имели хотя бы отдалённое представление относительно того, что это могло означать, быть столь востребованной, быть объектом такого жестокого вожделения, питаемого рабовладельцем к своей рабыне. Эллен подозревала, что стала для него, «вожделенной рабыней». И он вожделел её с такой страстью, с такой жаждой, с таким желанием, что нечего было даже сомневаться в том, что она будет сохранена точностью в соответствии с его желанием, его полной рабыня, конечно, до того момента, пока он не пресытится ею, после чего она может быть продана другому.

А пока она была его.

Молодой человек некоторое время спокойно сидел прямо перед нею со скрещенными ногами, потом снова протянул руку и, собрав её волосы в кулак, потянул голову девушки к себе и вниз на несколько дюймов. Эллен исподлобья, с немым вопросом посмотрела в его глаза. Её левую щеку перечеркнул влажный след сбежавшей слезы. Она попыталась отстраниться, совсем немного, но мужчина усилил нажим, привлекая её голову ещё на несколько дюймов ближе к своему телу.

— Насколько я понимаю, гвардейцев Ты ублажила, — ухмыльнулся он.

— Рабыня приложила все силы, чтобы доставить им удовольствие, Господин, — сказала Эллен.

Тогда её господин откинулся на спину и растянулся на траве во весь рост. Его рука по-прежнему оставалась в волосах Эллен, удерживая её лицо в нескольких дюймах от своего тела.

Девушка стоя на коленях, склонившись над ним, сложила губы в поцелуй и попыталась дотянуться ими до его тела, но теперь его рука удерживала её на расстоянии.

— Господин? — удивленно спросила она.

— Кажется, Ты намереваешься доставить мне удовольствие не получав на это приказа, по своей собственной доброй воле, — заметил Селий Арконий.

— Господин? — смутилась Эллен.

— А получила ли Ты, жалкая никчёмная рабыня, разрешение коснуться тела того, чей Домашний Камень — камень Ара? — осведомился он.

— Я ясно вижу, что Господин готов к удовольствию, — прошептала девушка, и не дождавшись его ответа, спросила: — Разве Господин не для этого привлёк меня к себе?

— Для меня совсем не одно и то же, послать тебя, чтобы Ты ублажила косианского слина, — сердито буркнул он, — и разрешить тебе прикасаться к гражданину Ара.

— Я не понимаю, что я должна сделать, — всхлипнула Эллен.

— А разве Ты не опускала свою голову ко мне, добровольно, без команды?

— Да, Господин, — ответила Эллен. — Я подумала…

— И? — вопросительно протянул её хозяин.

— Я подумала, — шёпотом продолжила девушка, — что Вы могли бы быть рады, — прошептала она.

— Значит Ты хотела доставить мне удовольствие? — уточнил Селий.

— Я думаю да, Господин, — подтвердила Эллен, глотая слезы.

— По какой причине? — спросил он. — Чтобы спасти свою ничего не стоящую шкуру? Снискать моего расположения? Схитрить, поймать меня в ловушку удовольствия, купить более лёгкую жизнь, избежать плетей и цепей?

— Я не знаю, — всхлипнула Эллен. — Господин запутал меня.

— Как хорошо звучит слово «Господин» на твоих губах, — заметил молодой человек. — А главное, как подобающе!

— Это мне подобает, — сказала девушка. — Я — рабыня. Я изучила это в этом мире.

— Тарскоматка, — проворчал тарнстер. — Лживая, лицемерная тарскоматка.

— Я не обманываю вас, Господин, — поспешила заверить его Эллен, — И я не думаю, что меня можно назвать лицемерной.

— Мы же ненавидим друг друга, не правда ли? — поинтересовался Селий Арконий, и в его голосе прорезались злые нотки.

— Зачем же тогда Господин купил меня? — озадаченно спросила Эллен.