Джон Норман - Приз Гора

Одним из приятных моментов гореанского города, по крайней мере, с мужской точки зрения, является разглядывание рабынь. Мужчины любят смотреть на красивых женщин, особенно если они одеты в лёгкие, короткие ничего не скрывающие одежды. Это доставляет им удовольствие. Таким образом, если женщина — рабыня, то походка у неё будет рабская, и одежда соответствующая статусу, «рабски одетая» как говорят на Горе про таких. Конечно, предметы рабских одежд, по крайней мере, официально или во всяком случае в понимании свободных женщин, предназначены для того, чтобы позорить и унижать рабынь. Лично я не думаю, что фактически это имеет подобный или даже близкий эффект. Безусловно, иногда рабыню, ещё плохо знакомую с ошейником, недавнюю свободную женщину, приходится выгонять из дома плетью, чтобы она смогла пересилить себя и показаться на улице одетой подобным образом. Само собой её замешательство приводит других рабынь в неописуемый восторг, настолько, что могут неотступно следовать за нею, публично привлекая внимание к её обнажённым ногам и мелькающим в разрезах прелестям.

И в такой одежде, и мы, конечно, не можем этого не признать, рабыня, намеренно, в соответствии с властным желанием рабовладельцев, скорее обнажена, чем одета, выставлена на всеобщее обозрение, хорошо показана, продемонстрирована всем желающим. Но я не думаю, что такое одеяние, как рабские предметы одежды, можно счесть унижающими или позорящими, по крайней мере, не с точки зрения рабыни. Скорее их следует рассматривать подходящими для рабыни, соответствующими ее статусу. Если рабыне вообще разрешают одеться, то, конечно, будет правильно, и можете с этим соглашаться или оспаривать, что предметы её одежды должны быть пригодными для рабыни, а именно, простыми, красивыми, возбуждающими и откровенными. В конце концов, она — рабыня, и, несомненно, ей предстоит часто находиться на глазах у мужчин. К тому же в таких предметах одежды, учитывая их краткость и открытость, будет легко, если кому-то интересно, увидеть причину, по которой на неё решили надеть ошейник. Следует отметить, что кейджеры в большинстве своём, просто обожают свои туники, та-тиры, камиски и прочие предметы. Обычно рабыни носят их с удовольствием и гордостью, как видимые символы их интересности для мужчин, как скромные регалии их желанности, в которых они выглядят волнующе красивыми, и они прекрасно это сознают. Рабская туника, как и любое другое одеяние подобного назначения, наравне с ошейником, объявляют свою носительницу женщиной, которую нашли стоящим трофеем, достойной ошейника, ценным приобретением, дорогим товаром, выгодной покупкой и так далее. И не думайте, что рабыни не видят в этом повода для гордости.

И даже, несмотря на то, что поначалу, оказавшись в своих первых рабских загонах, они могут дрожать от страха, беспомощно рыдать или бесполезно дёргаться в своих цепях, всё же они знают, вероятно, на неком подсознательном уровне, о тщеславной и тоскующей где-то в глубине их сердец, до сего момента прятавшейся рабыне, возможно, прежде боявшейся, что она могла бы оказаться никому ненужной, до настоящего времени опасавшейся, что ни один мужчина не захочет её, не поработит её, не найдёт достойной посадить в клетку и заковать в цепи. Разве найдётся такая женщина, которая не задавалась бы вопросом, а была ли она достаточно привлекательна, или достаточно интересна, чтобы быть рабыней? И даже самую наглую и красивую из женщин, непередаваемо тщеславную, в высшей степени уверенную в своей ценности и красоте, неисправимую снобку, демонстрирующую неизменное презрение в своих обычных контактах и отношениях с мужчинами, не пробирает ли дрожь от мысли о том, что она может оказаться на коленях, нагая, в ошейнике, у ног настоящего мужчины, скептически разглядывающего её, небрежно поигрывая плетью в твёрдой руке. Ну и как, так ли она теперь уверена в своей привлекательности? Будет ли её красоты достаточно для того мужчины, которого до сего времени она видела только в своих снах? Только теперь она в рабском загоне, посажена на цепь. Ну что ж, возможно, она скоро узнает ответы на все свои вопросы.

Зато теперь они знают, что их нашли достаточно красивыми, чтобы выставить на сцену торгов и публично продать. Теперь они выяснили, что достаточно хороши для ошейника. Это доставляет им острое удовольствие. Разве они не наделены правом немного насладиться признанием того, что сильные, похотливые мужчины будут удовлетворены не чем иным как обладанием ими? Разве они не понимают теперь, когда они оказались среди самых красивых и желанных из женщин, женщин, которые, волей мужчин, будут находиться там, где они должны быть, оставаясь рабынями?

Возможно, они — пустяки и безделушки, но они из тех пустяков и безделушек, которых рьяно желают, неуклонно разыскивают и добиваются. Вы думаете, что они не знают, что, когда город захватывают и их закованных в цепи, гонят впёред вместе с другими домашними животными, возможно, безжалостно подталкивая палками, что именно они считаются самой ценной частью добычи и трофеев, наиболее привлекательными из всех призов и сокровищ? Думаете, они не видят, что солдаты завоеватели не сводят с них глаз? Или может они оглохли и не слышат их крики восхищения и нетерпеливого ожидания? И разумеется, они также являются обычной добычей работорговцев, основным объектом рейдеров. Мужчины готовы рискнуть своими жизнями ради них. Мужчины сражаются за них. За них мужчины убивают. Они тот товар, заполучить который мужчины хотят больше всего. Какой мужчина не хотел бы видеть их у своего рабского кольца? И со временем, направляемые и принадлежащие, наказываемые и используемые, они находят свое собственное удовольствие, потому что они сами мечтали оказаться у ног их господина.

В неволе женщина обретает свою уверенность и значение.

В ошейнике рабовладельца живот женщины бурлит лучше всего.

В веревках её господина женщина находит самое безопасное место.

Свободная женщина может считать себя тысячекратно выше рабыни, и эта её уверенность может иметь смысл, в конце концов, что ни говори, но это рабыня, дрожа от страха, становится на колени перед свободной женщиной и прижимается головой к её сандалиям, зная, что это именно на ней, а не на свободной женщине, красуется ошейник.

И в заключение можно было бы отметить, что у рабской одежды, среди других её особенностей, есть и то, что это однозначно отличает её от свободной женщины. Для гореанской культуры это чрезвычайно важно. Это — различие, которое ни в коем случае не должно иметь неясностей или запутанного толкования. Свободная женщина — человек, она — гражданка, она обладает положением перед законом, у неё есть Домашний Камень, она благородна, высока и величественна. С другой стороны, рабыня является собственностью, животным.