Джон Норман - Приз Гора

Новообращённая рабыня, конечно, могла бы чувствовать, по крайней мере, вначале, то, что свободные женщины хотели бы, чтобы она чувствовала всё время, затруднение, острый позор, жгучий стыд и так далее. Разве её шею не охватывает ошейник, который она не может снять? Разве не вынуждена она ходить в рабской одежде, ничего не скрывающей, и даже наоборот, нагло подчеркивающей её прелести? Разве не должна она теперь подать на колени, даже перед теми, кто, возможно, прежде были ей ровней и даже подругами? Разве она не должна теперь повиноваться, немедленно и без капли сомнений? Разве она теперь не принадлежит, не является товаром, который могут купить и продать? Разве она теперь не является простым животными, домашней скотиной? Но эти чувства имеют тенденцию со временем проходить. Ошейник быстро начинает рассматриваться не как символ деградации, а как знак качества, эмблема женского превосходства, от которой, что и говорить, она не может избавиться, свидетельство её желанности, признак того, что мужчины нашли её для себя интересной, что она женщина того вида, который мужчины хотят. И далее становясь всё больше рабыней, она приходит к пониманию того, что рабская одежда не унижает, а возвеличивает. Она обнаруживает, что в отличие от того, что она считала, будучи свободной женщиной, её красота вовсе не является тем, чего следует стыдиться, наоборот, это скорее что-то, чему следует радоваться и чем гордиться, что-то, от чего можно получить удовольствие. Что ещё может настолько растревожить её тщеславие, как осознание того, что она привлекательна и красива, и даже «рабски красива»? А Вы как думаете? И, конечно, она отлично понимает, что там, где дело касается её очарования, рабская одежда мало что оставит скрытым. Соответственно, скоро она придёт к тому, чтобы ценить свои туники, камиски, та-тиры и прочие предметы одежды. Она знает, насколько потрясающе красиво и захватывающе она в них выглядит. В них, едва одетая, она становится ошеломляюще восхитительным видением, удовольствием, трапезой, пиром для рабовладельцев. А разве даже самый её скромный взгляд уже приглашает мужчин покорить её? Разве её походка не намекает на то, как она будет биться беспомощно и неудержимо, под лаской мужчины. Разве в её глазах не сияет немая просьба, заметить её потребности и рабскую готовность? Лучше бы ей побыстрее бежать домой к своему хозяину! Прочь, девка! Не мучь нас! Поспеши к своим собственным цепям! Вы должны видеть, как она идёт перед мужчинами! Вы можете себе представить, как рабская одежда подчёркивает её прелести и особенности не только в просто эстетическом, но и во многих других измерениях. Например, она чётко идентифицирует женщину как рабыню, собственность, что-то, чем можно обладать. Вы думаете, что это не добавляет ей привлекательности? И, конечно, она скоро, как самка, изучит как надо доставлять удовольствие и служить мужчине, как стоять на коленях перед своим господином, как спешить повиноваться и так далее. Только пусть она, конечно, остерегается стрекал свободных женщин, которые теперь будут ненавидеть её.

Счастлива ли рабыня? Теоретически это не имеет значения. Кого волнуют чувства рабыни? Но очевидно, что это зависит от многих факторов. Разумеется, я не была счастлива в прачечной дома Мира. Признаться, мне кажется маловероятным, что девушки на мануфактурах могут быть счастливы. Меня берут сомнения, что жизнь голых рабынь разносящих воду шахтерам в узких, извилистых штольнях серебряных рудников, кому-то придёт в голову назвать лёгкой. То же самое касается девушек на больших фермах, тянущих плуги, мотыжащих грядки, скованных цепью в посевные и уборочные караваны, запираемых на ночь в тесные конуры.

Большинство рабынь, однако, особенно те, что живут с единственными владельцами, счастливы в своих ошейниках, и даже блаженно счастливы, даже кувшинные девки и девки чайника-и-циновки понимают какое это большое удовольствие, служить и дарить удовольствие своим владельцам. Им дают доминирование, которое женщине требуется, и под которым она расцветает и процветает. Гор празднует природу, а не отрицает её. Рабыня живет в мире интима и эмоционального богатства. Она принадлежит своему господину. Она находит в ошейнике своё удовольствие. Безусловно, она знает, что она всего лишь рабыня. Но это, также, по-своему, поскольку она сама хочет быть рабыней, доставляет ей огромное удовольствие».

Давайте рассмотрим простой пример затронутого в этом отступлении воображаемого оскорбления, который, как мне кажется, является показательным. Представим, двух женщин, одна из них свободная, другой рабыня, обе раздетые. Обеим приказывают лечь на живот и поцеловать ноги мужчины. Свободная женщина, как нетрудно предположить, уже услышав приказ, сочтёт себя оскорблённой, опозоренной и так далее в таком духе, а уж совершая этот простой и красивый акт, может почувствовать себя непередаваемо униженной. Весьма обычно, кстати, что свободная женщина, поскольку она, в конце концов, женщина, сможет прочувствовать уместность исполнения ею этого акта, и может фактически, в некотором смысле, открыть в себе восхитительные эмоции, о которых она предпочтёт сделать вид, что сожалеет. В любом случае, можно не сомневаться, что она уже встала на путь к своему ошейнику. Теперь рабыня. Она, совершая то же самое действие, причем делая это с куда большим умением, вероятно, почувствует благодарность и любовь. В конце концов, её господин разрешил ей совершить этот уместный для неё, интимный и восхитительный акт. Исполняя это, она чувствует себя очень рабски, но это нравится ей, поскольку она — рабыня. Она любит это ощущение своей покорности, осознание себя рабыней её господина. Она хочет сделать это, поскольку это подобает ей, позволяет проявить и выразить свою нежность и подчинение. Точно так же можно рассмотреть целование плети. Представьте себе чувства свободной женщины вынужденной целовать плеть, возможно, найденные ей удивительно и пугающе восхитительными, и чувства рабыни, благодарной за разрешение совершить это красивый символический акт подчинения.

Итак, Мир, отправляя Эллен в круг Ба-та, намеревался не только оскорбить её, вынудив танцевать как рабыня, но и ожидал, что она сделает это ужасно, тем самым опозорив себя как женщину, и по результатам этого предполагаемого неуместного в этом месте провала будет подвергнута наказанию, соразмерному нелепости её выступления.

Однако реализация жестокого плана Мира закончилась провалом!

Эллен, как выяснилось, преуспела! Как расстроило его это, в какую ярость это его, должно быть, привело. Но, она подозревала, что помимо этого, Мир был очарован, заинтригован её выступлением, танцем привлекательной рабыни, от которой он когда-то имел неосторожность избавиться. И теперь, возможно, сожалея о своей прежней поспешности или неосмотрительности, он последовал за нею, и не с намерением устранения свидетеля, что, как выяснилось, планировали сделать его компаньоны, а ради возвращения её обратно в пределы его власти.