Елена Первушина - Невидимый город [сборник litres]

Молодой колдун меж тем вовсе не выглядел сильно разжалобившимся. Напротив, он нахмурил брови и топнул ногой. И тут же из пола, перед старым колдуном вырос огромный, в человеческий рост, рыжий язык пламени и ринулся на него, явно целя в бороду. Старик отступил еще на шаг, но пламя вдруг задрожало, свернулось спиралью, вновь выпрямилось и заскользило прочь от старика прямиком к молодому. На половицах оставалась узкая дорожка углей – никаких шуток, все серьезно. Не доходя двух шагов до стола, пламя вновь остановилось, вытянулось едва ли не до потолка, вдруг из столба выглянуло гримасничающее лицо и две огненные руки показали молодому колдуну нос. Раздалось мерзкое хихиканье, затем огненный столб двинулся на кухню, вызвав там отчаянный переполох, и со свистом втянулся в печную трубу.

– Ой, ну и свадьба, ну и свадьба, – приговаривала служаночка. – Ой, до чего ж Карин счастливая! Про такую свадьбу еще наши внуки правнукам рассказывать будут!

Только тут до Сайнема дошло, что он не туда смотрит. За спину себе тоже иногда надо поглядывать. Он обернулся – так и есть! Десси стояла, по своему обыкновению прикрыв глаза, еле заметно покачиваясь с носка на пятку, и негромко напевала себе под нос:

А вокруг ее тела… Сайнем даже не знал, как это описать. Словно облако ослепительных белых игл ледяного огня… Да, по-другому не скажешь. Десси слепила глаза, как костер на летнее солнцестояние. По сравнению с этой силой все, что мог выдавить из себя молодой колдун, и больше того – все, на что когда-либо был способен Сайнем, – как рябь на пруду перед морским прибоем. И главное, он видел, что Десси не тратит ни малейших усилий. Она не пропускала колдовской огонь через смертную плоть, как это испокон веку приходилось делать всем, от деревенских шептунов до Солнечных Магов. Она сама – огонь. И все это творилось лишь ради того, чтобы старый, растерявший свою магию колдун не ушел сегодня вечером из-за свадебного стола голодным. Все равно что король сошел бы с коня, чтобы завязать шнурок на башмаке нищего. Или она просто так развлекалась? В любом случае это чудовищно неосторожно. Счастье еще, что кроме Сайнема никто не понимал, что на самом деле происходит. Служаночка, например, глаз не сводила с двух колдунов и совсем не обращала внимания на свою странную соседку.

Сайнем лихорадочно соображал: что делать? Как заставить Десси прекратить свои штуки, пока никто не обратил на нее внимания? Если этот молодчик с молниями имеет хоть малейшее представление о магическом зрении и если он догадается…

Но молодчику было не до того. Теперь он казался весьма обескураженным: он явно рассчитывал на легкую победу, а тут завязалась нешуточная борьба. Тем не менее сдаваться он не собирался: снова грохнул кулаками об стол, и из его рукавов вырвалось новое полчище – на этот раз жирных навозных мух – и двумя темными глянцевыми потоками устремилось к старику.

Десси негромко рассмеялась. Сайнема резануло по сердцу, когда он услышал этот тихий горловой смешок, знакомый еще из той, прошлой, жизни. Он знал, что шеламка сейчас прикидывает, что бы еще такое отмочить.

И не ошибся – мухи замерли на полпути, будто наткнувшись на стену, потом рванули вверх, к потолку, заклубились, затем опять потекли вниз, образуя человеческую фигуру. Вот только это были уже не мухи, а басовитые полосатые тяжеловесы-шмели, а у фигуры оказалась кабанья голова, как две капли воды похожая на маску колдуна. Человек из шмелей неторопливо поднял одну сотканную из сотен гудящих, непрерывно движущихся тел ногу, опустил на пол, поднял другую и вразвалочку зашагал к своему противнику. Выглядело это по-настоящему страшно.

– Эй, прекрати! – Молодой колдун наконец нарушил молчание. – Прекрати немедленно, слышишь! Не то я…

Сайнем похолодел: он узнал голос. Неужели из всех трактиров на дороге, из всех дней этой весны им нужно было выбрать именно этот день и это место, чтобы столкнуться именно с тем человеком, от которого они бежали?

«Да он же нас выслеживал! – понял вдруг Сайнем. – Так и кружил около замка, дождался, пока мы выехали, и рванул вперед по дороге нас встречать. Как же она ему нужна! Что мы теперь…»

Парень вскочил из-за стола и вдруг замер, уставившись куда-то за плечо Человека Из Шмелей, за плечо Сайнема… Ну да! Прямиком на Десси. Скорее всего, он узнал ее еще за столом, а теперь окончательно убедился, что ошибки нет.

– Глядите! – воскликнул парень, тыкая пальцем прямо в Десси. – Знаете, кто это? Она же ше…

Хлопнула дверь.

– Ну здравствуй, мама, – сказал Карстен, входя в комнату Мильды и целуя старую кормилицу в обе щеки.

Радка тоже сидела здесь: у Мильды всегда было чем заняться, даже поздней ночью. В отсутствие Десси Мильда обшивала и обштопывала все население замка, а также исполняла прочие «сенешальские» обязанности: следила за тем, чтобы к господскому столу поставляли достаточно молока, творога и сыра, баранов, каплунов и цыплят, чтобы господские поля вовремя были вспаханы и засеяны, дренажные канавы вовремя очищены и подновлены, чтобы на господских лугах обошлось без потравы, и прочая, и прочая…

Спать Радке пока что не хотелось: сначала ее взбудоражила страшная история Дудочника, а потом она крепко обиделась на Карстена за то, что он выгнал их с Рейнхардом из кухни, словно глупых котят. При сестрице Десси, небось, не посмел бы… Так что Радка сидела, дулась и вязала чулок, а Мильда латала дорогое атласное, подбитое мехом покрывало. Была у Карстена такая милая манера – валиться на постель, не только не снимая сапог, но даже и не отстегивая шпор. «Теперь еще и Рейнхард будет покрывала драть», – подумала Радка и сама себе удивилась: чего это ее так разобрало?

Когда Карстен снова появился в дверях, Радка, как ни смешно, в первый момент подумала, что он пришел извиниться, и даже открыла рот, чтобы снова предложить вино и пирог, но Карстен даже не заметил ее. Он усадил Мильду в кресло и сам сел на скамеечку у ее ног.

– Я тебе подарок привез из Купели, – с казал он, вытаскивая из кармана маленькую коробочку, затянутую бархатом. – Вот, смотри, новые иглы, все острые, отлично сработаны.

Радка, обидевшись, снова ушла изливать свою печаль щавелю и пророщенной пшенице.

«Даже не спросил, откуда я щавель взяла, если снег еще не сошел», – бурчала она под нос, глядя на стоящие на подоконниках ящики с землей, из которых тянулись сочные молодые ростки. Этот садик на подоконнике был ее гордостью. У Мильды болели суставы, и графята распорядились, чтоб в ее комнате всегда было тепло натоплено. А Радка, не будь дура, потолковала с Дудочником и развела на окошке этакую красоту. Даже Десси оценила. А этот… слеподыр! Радка шмыгнула носом: и поплакаться некому, сестрица далеко, а Мильде плакаться себе дороже, она понятно за кого.